Франсуа Деко - Приданое для Анжелики
Даже там, где не было самого основного — естественной горы для размещения на ней местной власти, отечески приветствующей парад, можно было сделать конструкцию из переносных балок. Для ее украшения отлично подходили благородные побеги папоротника и можжевельника.
В конечном счете в центре всего праздника должны были оказаться новое Верховное существо и глава страны Робеспьер, фактически его первосвященник. Если бы все шло по плану, а векселя были бы пущены в дело, то восшествие Робеспьера сопровождалось бы колониальным изобилием. Все эти рога были бы вполне уместны. Но получилось немного иначе.
«Стар стал Охотник, — подумал Аббат. — Убирать пора».
Анжелика спала плохо, а проснулась рано, задолго до рассвета. Лежать на сдвинутых креслах оказалось утомительно, да и жарко было. Она покосилась на мадам Лавуазье, отвернувшуюся к стене и посапывающую, тихонько поднялась и глянула в окно. Вечером этот маленький сад, на который выходило единственное окно комнаты мадам Лавуазье, смотрелся просто сказочно. Он и сейчас, под луной, выглядел неплохо.
На той стороне садика возле куста роз стояли двое мужчин. Один показывал прямо на это окно, второй кивнул и присел за кустом. Первый огляделся по сторонам и двинулся прочь. Анжелика проводила его взглядом и вдруг ощутила, что в сердце у нее не страх, а злость.
«Что сделал бы Адриан?» — привычно подумала Анжелика и тихо рассмеялась.
То, что ей пришло в голову, для Адриана никак не годилось. Она тихонько нагнулась, подняла дорожную сумку, на ощупь нашарила несессер, достала нитки и выдернула самую большую иглу. Анжелика поразмыслила, выбрала платье и через полчаса была готова. Квартал уже начал просыпаться. Она разбудила мадам Лавуазье, поблагодарила, попрощалась и выскользнула за дверь.
Нужная ей семья — садовник и гувернантка — жила по соседству. Женщина должна была вот-вот родить, и тащить ее в июньскую жару на парад мужу не хотелось. Супруги вчера проговорили об этом весь вечер, но так ни к чему и не пришли. Попадать в черные списки было еще опаснее. Анжелика вдоль стенки подошла к нужной двери, набралась отваги и постучала.
— Слушаю вас, мадемуазель. — Садовник, открывший ей, явно насторожился.
— Я Жанетта, ваша новая соседка, — представилась Анжелика. — Живу у мадам Лавуазье.
— Вы из-за клумбы. — Садовник вздохнул. — Извините, но пришлось обрезать ее для парада. С коммуной не спорят.
Анжелика поморщилась и сделала капризные губки.
— При чем здесь клумба? Я на Робеспьера хочу посмотреть. Хоть одним глазком. А меня секция в списки не внесла!
Садовник хлопнул глазами, и дверь открылась шире. Из-за его плеча выглядывала супруга, измученная летней жарой даже сейчас, еще до восхода солнца.
— Мадам! — Анжелика умоляюще посмотрела на беременную женщину. — Позвольте мне пойти вместо вас! Я и живот уже сшила. Смотрите! — Она стремительно сунула под юбку свое рукоделие.
Садовник хихикнул и повернулся к жене.
— Ты видела такое? Ни стыда ни совести у этих кошек! Так и вешаются на Робеспьера!
Женщина приложила руку к груди, поморщилась и двинулась в глубь комнаты.
— Что хотите делайте, только меня не трогайте.
Ей было очень нехорошо.
От дома мадам Лавуазье до сада Тюильри было от силы две тысячи футов, шесть-семь минут пешком, но шли они туда добрых полчаса. Распорядители собирали будущих мамаш в одну колонну по всему пути. Понятно, что женщины мгновенно замечали подлог.
Анжелика делала заговорщические глаза и свирепым шипением объясняла, в чем дело:
— Робеспьер!.. Хоть глазком…
А мужчины — нет, не видели. Они жадно ощупывали глазами каждую стайку девиц с флагом, поясняющим, что данные особы воспитаны в строгости, отпускали сальные шутки в адрес фальшивых пастушек, ведущих баранов, кое-как отмытых, оставляющих за собой круглые катышки. Анжелику с огромным накладным животом мужчины просто не замечали.
В этой толпе ее видел только один человек — тот, который шел рядом.
— Меня зовут Жак, мадемуазель Жанетта, — едва не глотая слюни, представился садовник. — Знающие женщины называют меня Долгий Жак.
Анжелика улыбалась, делала непонимающие глаза, но, если честно, уже в Тюильри не знала, куда от него бежать.
— Тише, Жак, прошу вас, — не выдержала она. — Как-то вы не вовремя затеяли этот разговор. Непатриотично!..
Конвент собрался в амфитеатре. Под звуки марша взошло солнце. Синхронно с ним появился Робеспьер, весь в голубом, а Жак все лип и лип. Вот Робеспьер сказал что-то важное, ибо народ мгновенно затих, но Анжелика не услышала ни слова. Ее уши были забиты излияниями Долгого Жака.
Робеспьер поджег невысокую черно-багровую Гидру «атеизма» с надписью «Последняя надежда чужестранца». Лохмотья картона сгорали и отлетали. Показались миловидные черты Мудрости, новой покровительницы Франции. Эта статуя была спрятана внутри Гидры. Робеспьер взошел на свое место среди членов конвента — самое лучшее — и начал говорить вторую речь. А Жак все приставал и приставал!.. Тогда Анжелика не выдержала и с силой ударила каблуком по ноге садовника.
— Ах, ты!..
— Тише, муженек, — прошипела она. — А то тебя сейчас мигом агенты отсюда выволокут. Вон их сколько. Хочешь?
Садовник стих, а Анжелика вдруг поняла, что попала в точку. Вокруг колонны и впрямь сновали озабоченные люди. Они заглядывали в лицо девицам, постоянно сверялись с листком в руках. Более всего их интересовали девушки, хоть чем-то похожие на нее. Анжелика замерла.
Теперь говорил, а по сути, молился только Робеспьер:
— Сердце сущего, творец природы!.. Тебя оскорбляют мольбы рабов, деспотов и аристократов. Только защитники свободы могут доверчиво отдаться твоему отцовскому сердцу!
Анжелика осторожно огляделась и вдруг поняла, что судорожно прижимается к Жаку. Она опомнилась, отодвинулась, но легче ей не стало.
А Робеспьер почти рыдал:
— Наша кровь льется и всегда будет литься за дело человечества! Вот наша молитва, вот наши жертвы, вот культ, который мы тебе предлагаем!
Вдруг молитва кончилась. Робеспьер с товарищами стремительно встали в голову колонны. Люди, выстроенные по секциям, зашевелились, затопали ногами и двинулись вслед за предводителями, грохоча деревянными башмаками. Те люди, которые искали ее, попросту останавливали их и пропускали лишь ту шеренгу, которая уже была тщательно осмотрена.
— Жак! — Анжелика положила руку на живот и прижалась к плечу нового фальшивого мужа. — Прости меня, Жак! — Она повернула к нему лицо за миг до того, как их шеренгу остановили.
