Лоретта Чейз - Дочь Льва
Вариан засунул грязную одежду в шкаф и огляделся. Мебель они спасли от выбрасывания из полу сгоревшего дома в Айлесбури. Пригодна была только мебель для спален. По крайней мере братьям ничего не оставалось, как верить в это.
Сейчас он заметил исходящий от мебели легкий запах гари, несмотря на все усердие, с каким он ее отскребал и мазал олифой. Простыни тоже были из вторых, или третьих, или четвертых рук, потрепанные и серые, хотя Анни их безжалостно оттирала на доске. Шторы — еще хуже. Древние, побитые молью, да еще котята над ними потрудились.
Вариан застонал и сел на кровать. Черт возьми, о чем он думал? Как мог даже помыслить о том, чтобы соблазнять свою баронессу в такой дыре?
— Вариан! — послышался из-за двери голос Эсме.
Вариан испытал страстное желание залезть под кровать. Но он только ухватился за край матраса и взмолился, чтобы она посмотрела куда-нибудь в сторону, и тогда он сумеет улизнуть, прежде чем она увидит обшарпанную комнату.
Дверь с протестующим скрипом распахнулась.
Он закрыл глаза.
— Я думала, ты от меня прячешься, — предположила она. — Тебе и надо было скрываться, но я пообещала твоим братьям не убивать тебя. Они сказали, что у них нет денег на похороны.
Он открыл глаза. Она стояла в дверях, скрестив руки.
— К тому же Гидеон не желает быть бароном. Он говорит, пусть его лучше повесят. — Она посмотрела на него, оставила враждебную позу, вошла и внимательно огляделась. — Какая большая комната! Сюда бы поместился весь мой дом в Дурресе. Но у тебя дом такой же, как у бабушки, так что я не изумляюсь.
Вариан встал.
— Комната ужасная, хотя когда-то она была элегантной, в старомодном стиле. Я бы хотел, чтобы ты ее такой видела… весь дом.
Она пожала плечами:
— Здесь совсем неплохо. С помощью нескольких женщин я могла бы ее отчистить за неделю, может, чуть больше. Тебе нужно завести мышеловку, так говорит бабушка, и я с ней согласна. Хотя не понимаю, что тут находят бедные мыши. — Она с укоризной посмотрела на него. — Деймон говорит, что ты надрываешься на работе. Как будто я сама не вижу!
— Я десять лет ничего не делал. У меня есть для чего стараться.
— Он считает, что ты стараешься для меня. И еще он думает, что я дура.
— Ты дура, если ему не веришь. По какой бы другой причине я стал это делать, Эсме?
В ответ она снова пожала плечами.
— Бабушка пожелала ночевать в гостинице.
— В «Веселом медведе»?
— Да. Она привезла не столько еды, чтобы на всех хватило. Меня послали пригласить тебя на ужин. Братьев она тоже пригласила.
Вариан проглотил гордость, комом застрявшую в горле. — Ты будешь ночевать там? Молчание. Он ждал.
Эсме, не ответив, повернулась к двери.
— Эсме, прошу тебя.
— Прошу что? — Ее голос был напряженным, как и фигура.
— Я соскучился, дорогая.
Она повернулась к нему; глаза смотрели настороженно.
— Я… я бы хотел, чтобы ты осталась.
Ее взгляд стрельнул в кровать, потом вернулся к нему.
— Ты сказал, что я должна уехать в Лондон.
— Но это не значит, что я тебя не хочу! Черт побери, Эсме… — Вариан быстро взял себя в руки. — Извини. Я обещал себе… но это бесполезно. Я пытался объяснить, но я сам не понимаю. Почему это так трудно, любимая? Я знаю, что ты хочешь мне помочь… но если мои пэры услышат, как жена помыкает мной, словно рабом, я не посмею смотреть им в глаза. И сам не смогу жить.
Она ничего не сказала, только молча смотрела на него. Вариан беспомощно оглянулся, ища подходящие слова.
— Я буду опозорен, — наконец сказал он. — Сильнее, чем сейчас. Гораздо сильнее. Я знаю, тебе это кажется безумием, но таков мой мир. Спроси любого.
Эсме размышляла обескураживающе долго.
— Спроси любого, — повторил Вариан, — когда приедешь в Лондон. Если хоть один человек в бомонде скажет иначе, можешь велеть бабушке отправить себя ко мне.
Она плотно обхватила себя руками.
— Обещаешь?
— Да. Обещаю.
Некоторое время она хмуро смотрела в пол. Потом сказала:
— Мне не нравится эта страна. Тут люди ничего не смыслят в жизни.
— Похоже на то. Она сдвинула брови.
— Знаешь, у меня есть учитель танцев. И горничная. Она считает, что я не умею одеваться; приходится притворяться, что это так, чтобы ее не обидеть. Быть леди иногда так утомительно, так меня раздражает! Я сказала твоим братьям, что сожалею о своей грубости. У меня отвратительный характер, и тут уж ничем не поможешь. — Она вспыхнула и с бьющимся сердцем ждала ответа.
— Я люблю твой характер, — сказал он. — Они тоже. Такого возбуждения мы не испытывали уже давно.
— Я не хотела никого волновать. Леди так себя не ведут.
— Ты мне нравишься такая, какая есть.
— Тсс…
— Нравишься, — твердо повторил он. — Очень. Я смертельно скучал без тебя. Без тебя я несчастлив, Эсме.
— Я… я рада. Так и должно быть. Вариан прошел мимо нее и запер дверь.
— Вариан, нас ждут. — Голос был тихий, дрожащий.
— Я не ужинаю до восьми часов. — Его взгляд упал на потрепанное покрывало. Он сказал себе, что это нехорошо, что он эгоист и подлец. Но желание было отчаянное.
Он схватил Эсме за талию и усадил на кровать, потом встал на колени.
— Я уже два месяца не исполнял супружеский долг.
В ее прекрасных глазах было сомнение… и боль.
Вариан опустил глаза. Он сказал себе, что это нужно исправить. Он знал как. Это было единственное, что он умел делать хорошо.
Он снял маленькую туфельку и погладил ножку.
— Шелк, — нежно произнес он. — Только наложницы надевают на ноги шелк. — Он поднял глаза. — Поэтому я тебя хочу.
— Потому что ты развратник.
— Да. — Вариан снял другую туфельку, медленно провел по ноге вверх и расстегнул кружевную подвязку. Потом не спеша спустил чулок. Она поджала пальчики. С той же осторожностью он снял другую подвязку и чулок. У нее по телу пробежала дрожь.
Он провел руками вверх по голым ногам, подняв муслиновое платье до колен. Поцеловал каждую коленку. Ее запах кружил ему голову. Пальцы впились в бедра. Он посмотрел в темные, как лес, глаза. Они ждали.
Вариан дрожащими руками расстегнул застежку на спине. Потом была новая задержка — пальцы двинулись по сливочно-белой коже, спуская платье на талию, на бедра, вниз, пока оно не упало на пол.
На ней была блуза, тонкая, как паутинка, вышитая бутончиками роз. Розовые пики грудей уже напряглись и дрожали под полупрозрачной тканью. Она с трудом дышала.
Пальцы одеревенели от усилий не спешить; Вариан вынул шпильки из волос. Освобожденные кудри упали на плечи; он пропустил их между пальцами.
— Гранат и жемчуг, — пробормотал он. Голос доносился как будто из тумана. — Как я соскучился, как давно не глядел на тебя, не трогал тебя.
