К. Харрис - Когда рыдают девы
По-прежнему пряча за правой ладонью кинжал, Себастьян наклонился, положил пистолет на мокрую траву у своих ног и медленно выпрямился, опустив теперь пустую левую руку.
– Подойди ближе к свету, чтобы мне было лучше видно, – велел Хильдеярд.
Виконт сделал вперед шаг, второй, третий.
– Хватит.
Девлин остановился, хотя еще не подобрался к противнику так близко, как требовалось.
– Сдавайся, Теннисон. Пока мы тут с тобой разговариваем, моя жена сообщает обо всем на Боу-стрит.
– Нет, – затряс головой адвокат. Его бледные черты были искажены паникой. Себялюбие и минутная ярость толкнули этого заносчивого и эгоцентричного человека на поступки за гранью того, на что он когда-либо прежде отваживался. – Я не верю тебе.
– Можешь не сомневаться. Нам известно, что в то воскресенье ты уехал из Кента на рассвете и вернулся в имение только после полуночи. – Разумеется, это была лишь догадка, но Теннисон не мог об этом знать. Себастьян сделал еще один шаг, сокращая расстояние между ними. – Сестра прислала тебе письмо, правда? – Еще один шаг вперед, и еще. – Письмо, в котором сообщила, что с ней случился эпилептический припадок.
– Нет! В нашей ветви рода болезни нет! Слышишь?!
– Габриель считала, что твой долг перед невестой – предупредить, что ты тоже можешь быть поражен семейным недугом. Вот почему ты вернулся в город? А когда потребовал от сестры, чтобы та молчала и сохранила свои предположения в секрете, она пригрозила сама все открыть мисс Гудвин? – Девлин приблизился еще немного. – И тогда ты ударил ее ножом?
– Я предупреждал, стой на месте! – выкрикнул Хильдеярд, дрожащей рукой переводя пистолет с племянника на виконта. – Она собиралась разрушить мою жизнь! Мой брак, мою карьеру – все! Разве не понятно? Мне пришлось убить ее!
Себастьян на долю секунды поймал испуганный взгляд Джорджа Теннисона.
– А мальчиков?
– Я не помнил о них, – рвано хохотнул адвокат, чьи нервы были натянуты до предела. – Совсем забыл, что они в доме.
Себастьян следил за глазами и руками противника. Он уловил, как дернулась мушка, как сузились зрачки убийцы.
Не имея возможности метнуть кинжал из опасения попасть в ребенка, Девлин нырнул в сторону в тот самый момент, как Хильдеярд нажал спусковой крючок.
Дуло извергло огонь, грянул выстрел. Врезавшись в голую, слякотную землю, Себастьян выронил нож. В ушах зазвенело, в воздухе повис смрад горелого пороха. Сен-Сир еще поднимался на ноги, когда адвокат отшвырнул пустой пистолет и бросился бежать в густые кусты.
– Садись в двуколку и уезжай отсюда! – крикнул Девлин мальчику, устремляясь в заросли за Хильдеярдом.
Мокрая одежда и разутые ноги затрудняли бег, но зрение и слух виконта были, словно у хищного зверя, между тем как адвокат, явно ничего не видевший в темноте, наталкивался на кусты и спотыкался об корни и поваленные деревья. На середине поляны со священным источником Себастьян догнал противника и наскочил на него.
Они вместе покатились по земле. Поднявшись на четвереньки, Теннисон пнул Девлина каблуком сапога, стараясь попасть в глаза. Затем ухватил один из камней, оставшихся от разрушенного колодца, и швырнул его Себастьяну в голову. Тот попытался уклониться, но тяжелый кусок кладки, черкнув его по лицу, со всей силой врезался в плечо.
Тело взорвалось болью, и Девлин ослабил хватку на противнике настолько, что тот почти успел подняться. Но тут над ними возникло бледное, напряженно-решительное лицо Джорджа Теннисона и облепленный грязью штык лопаты, которую мальчик занес над головой дядьки.
Лопата с глухим «чвак» плашмя врезалась в висок адвоката. Хильдеярд рухнул и остался на земле.
Себастьян, тяжело дыша, сел.
– Спасибо, – обратился он к мальчику и вытер мокрым грязным рукавом окровавленную щеку. – С тобой все хорошо?
Тот кивнул и, дрогнув ноздрями, резко втянул воздух, не сводя взгляда с неподвижного, лежащего ничком тела.
– Я убил его?
Девлин нащупал пальцами пульс на шее адвоката:
– Нет.
Стянув с себя галстук, виконт связал преступнику руки, а галстуком Хильдеярда спутал ему для верности щиколотки. И только тогда поднялся на ноги. Плечо болело, щеку жгло огнем.
– Я все равно не понимаю, – заговорил Джордж Тенннисон, – почему он убил тетю Габриель. Она же была его сестрой.
Себастьян посмотрел в распахнутые, страдающие глаза мальчика. Ветер шелестел листвой древней рощи, дождь хлюпал по неподвижной воде рва. Как объяснить девятилетнему ребенку, до какой степени казалось бы нормальные люди могут превратиться в слепо одержимых удовлетворением своих личных потребностей и желаний? Как объяснить, что некоторые настолько пренебрежительно относятся к остальным – даже к ближайшим членам своей семьи, – что готовы убить, лишь бы соблюсти собственные интересы?
Затем он осознал, что этот жизненный урок Джордж уже усвоил. Чего юный Теннисон не мог постичь, так это, как таким чудовищем может оказаться человек, которого знаешь и любишь. Но тут Девлин был бессилен ему помочь.
Положив руку на плечо мальчику, Себастьян притянул его ближе.
– Все уже позади. Ты в безопасности, и твой братик тоже.
Несоразмерные слова.
Но других у него не было.
ГЛАВА 51
Суббота, 8 августа 1812 года
Гюстав Пеллетье сидел на краю жестких нар, постукивая сплетенными пальцами по своим пышным усам.
– Вас все равно повесят, – констатировал Себастьян, прислоняясь плечом к каменной стене тюремной камеры. – Почему бы не сказать правду про Арсено?
Постукивание прекратилось.
– А вам очень этого хочется, да? Чтобы увязать все концы? Casse-toi, – скривил губы гусар и отвернулся, отказываясь продолжать разговор.
Лавджой ожидал Девлина в коридоре.
– Ну что? – спросил магистрат, когда надзиратель захлопнул за виконтом тяжелую, окованную железом дверь.
Себастьян покачал головой.
Приятели пошли рядом по сумрачному проходу. В промозглой тишине их шаги отдавались гулким эхом.
– Если Пеллетье и застрелил лейтенанта, – сказал Девлин, – он намерен унести правду с собой в могилу.
В одном из задержанных офицеров, лионце по имени Франсуа Леблан, Себастьян опознал второго из пытавшихся убить его в Ковент-Гардене налетчиков. Француз сознался, что они с сослуживцем напали на виконта из опасения, как бы его настойчивые расспросы не разоблачили их план побега, однако клялся, что о смерти Арсено ему ничего не известно.
Сэр Генри вздохнул:
