Сабрина Джеффрис - Не соблазняй повесу
Далее в письме содержались просьбы сообщить, какова жизнь замужем и в чем ее особенности. Амелия не знала, читая эти строки, смеяться ей или плакать. И как на такие вопросы отвечать?
В то время как она это обдумывала, в гостиную стремительно вошел слуга.
– Хозяин уже дома, миледи! Хозяин дома! – возбужденно возвестил он.
Взволнованная долгожданным известием, Амелия выбежала в холл в ту самую минуту, когда Долли с криком радости бросилась в объятия мужа.
– Папа! – обратилась к отцу Амелия. – Где же мой муж?
Слишком занятый тем, как покрепче обнять жену, лорд Тови ответил, даже не взглянув на дочь:
– Он будет здесь к вечеру. Ему надо что-то уладить.
– Что-то относящееся к Долли? – упавшим голосом спросила Амелия.
Лорд Тови наконец обернулся:
– Нет, дорогая, нет. Я вижу, что приехал раньше, чем дошло сюда мое письмо из Франции. Но все в полном порядке, все хорошо. – Он с нежностью посмотрел на Долли: – Майор Уинтер решил прекратить дальнейшее расследование этого дела. Он собирается написать подробный рапорт своему правительству о смерти твоего брата. Мы должны будем договориться о выплате остатка украденных денег, и дело закроют.
Облегчение, испытанное Амелией, было таким сильным, Что у нее ослабли колени.
– Но где же Лукас? – спросила она.
– Поехал в Дартмурскую тюрьму, сказал, что хочет взглянуть на нее сейчас, когда она опустела.
– И ты отпустил его одного? – вскричала Амелия. – Ты с ума сошел? Там к нему вернутся все его мучительные переживания, помилуй меня Боже!
Она приказала слуге принести ее шляпу и мантилью. Отец смотрел на нее с нескрываемой тревогой.
– Да пойми ты, теперь с ним все в порядке. Есть, знаешь ли, вещи, которые мужчина должен совершать в одиночку.
– Наверное, есть, – согласилась она, хоть и весьма вызывающим тоном. – Но эта не принадлежит к их числу.
– Амелия... – начал было отец.
– Пусть она едет, Джордж, – произнесла Долли, к полному удивлению Амелии. – Всего-то несколько часов в карете, и если это успокоит Амелию, пускай она едет. – Она склонила голову на грудь мужа. – Нам с ней ожидание показалось невероятно долгим.
Отец Амелии смягчился. Он никогда не мог отказать Долли.
– Ну, как ты хочешь, сердце мое, – обратился он к дочери. – Мы причалили в Плимуте, но Уинтер попросил подбросить его до Принстауна, это тридцать миль. Там я его и оставил. Так что если ты уедешь прямо сейчас в моей карете, то доберешься до места немногим позже его. Возьми с собой выездного лакея.
– Разумеется, – сказала Амелия, целуя отца в щеку. – Спасибо, папа.
Скоро она добралась до Принстауна. Хотя Дартмурская тюрьма и находилась в Девоне, Амелия ни разу не была в этих местах. Двумя часами позже, когда карета все еще двигалась по дороге, ведущей в гору, Амелия поняла, почему так вышло. Ни один разумный человек не захотел бы добровольно посетить эти унылые, пустынные края.
Эта все еще не освоенная часть Англии стала легендарной благодаря своим угрюмым скалистым холмам, непроходимым болотам и гибельным трясинам. Амелия слышала, что здесь часто бывают непроглядные туманы, но на сей раз погода стояла ясная, и наконец на горизонте показались угрюмые гранитные стены тюрьмы, к которой примыкал с одной стороны городок Принстаун, жители которого в свое время в основном обслуживали исправительное заведение. Когда карета проезжала через город, Амелия почти не заметила в нем признаков хоть какого-то оживления. Теперь, когда узников в тюрьме не осталось, город казался совершенно заброшенным.
Когда карета подъехала к самой тюрьме, у Амелии защемило сердце при мысли о том, что Лукас был заперт в этих негостеприимных стенах, что он страдал от сырости и холода и мог видеть всюду, куда доставал глаз, лишь самые неприютные окрестности. Но, подумав о том, сколько унижений и притеснений ему – с его-то гордым и непокорным нравом! – пришлось вытерпеть от тех, кто являл собой здешнюю власть, она почувствовала еще более сильную душевную боль. И если Лукас заставил себя забыть о мести, то вид этих мест вполне мог возродить это чувство. Как же иначе?
Найти здесь Лукаса не составило для Амелии труда, ибо он стоял неподвижно возле каменной арки над въездом в тюремный двор. Он явно пришел пешком из города, так как поблизости Амелия не заметила никакого экипажа.
Если Лукас и услышал, как подъезжает карета, то ничем этого не показал, продолжая сохранять военную стойку. Только руки он держал за спиной, а ноги слегка расставил в стороны и молча созерцал запертые деревянные ворота.
Он был одет в военную форму, но не в ту, которая была на нем во время приснопамятного бала, а в другую, без красного пояса. Она была ему слишком свободна, и Амелия с чисто женской озабоченностью подумала, что его не мешало бы как следует подкормить и к тому же дать ему выспаться, потому что морской переезд во Францию, вероятно, вынудил его спускаться в каюту.
Лукас настолько погрузился в раздумье, что Амелия не без опаски и очень тихо окликнула Лукаса перед тем, как показаться ему.
Он помедлил не больше секунды, потом резко повернулся, и на лице у него выразилось величайшее удивление.
– Амелия? Что ты здесь делаешь?
Она сумела улыбнуться, хотя его сильно осунувшееся лицо вызвало у Амелии желание заплакать.
– Я не думала, что это самое подходящее место для того, чтобы тебе приехать сюда одному.
К ее огромному облегчению, Лукас улыбнулся в ответ.
– Ты боялась, что я сойду с ума от этих болот?
– Скорее боялась другого: вдруг ты забудешь, что у тебя есть жена, – ответила она беспечно, хотя сердце у нее сильно билось.
Он протянул руки, Амелия бросилась к нему в объятия и даже не пикнула, когда он сжал ее так крепко, что ей стало почти невозможно дышать.
– Я тосковал о тебе, – бормотал он, целуя ее волосы. – Тосковал каждый миг во все время нашей разлуки.
– Вижу я, как ты тосковал, – поддразнила она, еле удерживаясь от слез. – Вместо того чтобы приехать домой, ко мне, ты отправился в эту отвратительную старую тюрьму.
Лукас усмехнулся, но не отпустил Амелию, а лишь слегка отпрянул, удерживая ее одной рукой за талию, и сказал, глядя на тюремные ворота:
– Я приехал попрощаться.
– С чем?
– Со всем, С войной. С моими родителями. – Он тяжело вздохнул. – С моим желанием отомстить. Видишь ли, ты была права. Я преследовал Фрайера не столько ради справедливости, сколько и главным образом из чувства мести. Но из мести не только ему. Англичанам за их... предательство. За то, что держали не просто в плену, а в тюрьме мужчин, которым не позволяли вернуться к их семьям после того, как война уже кончилась. За мужчин, хладнокровно убитых.
