Биверли Бирн - Пламя возмездия
Он встал и направился к плите, подняв крышку одной из кастрюль, выудил еще две картофелины: ерунда – она все равно мало ест. Шэй звучно рыгнул – хорошая отрыжка освобождает место для того, чтобы еще поесть. Теперь места было достаточно, и он умял эти две картофелины, урча от удовольствия.
– Ты дома? – спросил чей-то голос.
Шэй оторвал взгляд от тарелки и увидел в дверях молодого Дональда О'Лэйри.
– Дома, но я обедаю. Должен же человек хоть поесть спокойно.
– Мне надо с тобой поговорить.
Шэй подобрал хлебом остатки капусты и картошки и отправил это в рот. Он, медленно прожевывая еду, посмотрел на О'Лэйри. Мальчишка изменился. Он вообще очень изменился с тех пор, как они побывали в Лондоне. В нем появилось что-то новое. Уверенность в себе, что ли? Шэй проглотил и отставил тарелку.
– Ну, заходи, присаживайся…
– У тебя пивка не найдется? Пить хочется, прямо невмоготу. Опять стало жарко.
– Вон там пиво, – Шэй показал туда, где за стеной находилась стойка. – И мы его там продаем. За деньги. – Шэй поднялся и взял с плиты жестяной чайник. – Вот чаю можешь выпить, если уж тебе так захотелось пить.
Он налил чай в кружку. Заварка была уже темной и горчила: чай стоял здесь с раннего утра и остыл. О'Лэйри пригубил чуть и поморщился.
– Поспорить могу, что ты, когда чай выпьешь, так чаинки высушиваешь, чтобы их опять заварить, Пэдди Шэй.
– А я вот, кажись, слышал, что нищие и попрошайки не выбирают.
– А кто попрошайничает? Я попрошайничаю? Да в приличных домах тебе всегда выпить предложат. И просить-то не надо.
– Вот оно как? Это что, там на Даусон-стрит жизнь такая? Кто бы в Бельрев не заявлялся, всем и каждому нальют?
– Я, кстати, пришел к тебе по поводу Бельрева, – О'Лэйри отставил этот, с позволения сказать, чай, на край стола. – Я сворачиваюсь – еду на новую работу.
– Вот оно как. А могу я знать почему?
– Незачем мне больше там торчать. Черной Вдовы нет там уже наверное с месяц. И никто не знает, когда она заявится.
Шэй наклонился вперед.
– Но когда-нибудь она все же заявится. Никуда она не денется, наша Лила Кэррен. А комитету нашему надо бы знать, что она там делает, на всякий случай.
– Нет, уже не нужно, – О'Лэйри полез в карман рубашки. – Вот эта записка пришла два дня тому назад. Я должен отправиться в Уиклоу, в Глэнкри. Работа для меня там есть.
Шэй вырвал записку у него из рук.
– Дай-ка я сам посмотрю. Кто ее прислал? – он посмотрел на подпись, там стояло всего две буквы – Ф. К. – Я ничего об этом не слышал, а я – твой командир.
– А я для чего сюда к тебе шел? Как раз хотел тебе об этом сказать. Именно потому, что ты командир.
– Ты видишь эти буквы – Ф. К.? Это же он. Сам. Это точно.
– Кто «сам»?
– Тот человек, который тогда пришел и дал нам задание, когда мы были в Лондоне. Тот самый, кто нам этот пакет дал, чтобы мы его сюда привезли. Фергус Келли.
Шэй все еще никак не мог поверить:
– Если есть какие-то перемены, то сначала они сообщают в комитет, командиру, мне значит, а потом тот уже передает, кому полагается. Вот как это делается.
– Не знаю, может на этот раз они решили все сделать по-другому.
– А может быть это чьи-нибудь козни?
– Какие козни? Кому, кроме нас дело до того, где я работаю, в Бельреве или в Глэнкри? Кого это волнует, черт возьми?
– Не знаю, – признался Шэй. – Но с этими чертовыми англичанами никогда ведь не узнаешь, чего они хотят. Они вечно нас выслеживают, шпионят. Они же хитрые, как змеи. И такие же ядовитые.
– Никакие это не шутки, – О'Лэйри взял у него записку и положил ее обратно в карман рубашки. – Какой им смысл шутки шутить?
– Но ты же не поедешь туда сразу, сначала я должен переговорить с комитетом.
– Конечно, поеду. А чего мне не ехать? Если это шутка, так агент скажет, что, мол, не знаю тебя и в глаза тебя никогда не видел. Ведь я же с ним там встречаюсь, с агентом этим. – Он хлопнул себя по нагрудному карману рубашки. – Там так и сказано в записке.
– А что за работу они хотят тебе там дать? О'Лэйри пожал плечами.
– Откуда мне знать? Но что бы мне там не пришлось делать, хуже, чем быть на побегушках у этого чертового Уинстона, быть не может.
Шэй наклонился к нему близко-близко и, обдавая его своим смрадным дыханием, медленно стал говорить.
– Ты подождешь, пока я не переговорю с комитетом, или тебя прикончат. Понятно? Как именно – это они сами уж решат.
– Нет, я… – О'Лэйри замолчал и покачал головой.
В глазах Пэдди Шэя была дикая злоба, но не ее испугался О'Лэйри. Мальчик был в фениях с двенадцати лет и не представлял, как можно нарушить клятву.
– Ладно, – в конце концов, сказал он. – Ты с ними поговоришь, Пэдди. – Выясни, могу ли я отправиться в Глэнкри, посмотреть, что там меня ожидает.
Кордова
Три часа пополудни
Чарльзу приходилось довольно много раз бывать в Уэстлэйке. Он бродил и по самому этому большому дому, и по бесконечным участкам и уяснил себе, что до тех пор, пока его тетя Кэролайн не осчастливит себя и Джемми наследником мужского пола, вероятность чего с каждым годом уменьшалась, это имение, в конце концов, перейдет в его владение. Он и Тимоти были ближайшими его родственниками мужского пола, причем Чарльз был старшим. Следовательно, и титул лорда и собственность достанутся ему. Будучи еще очень молодым, он и тогда твердо знал, что это так и будет и уже тогда научился находить утешение в размышлениях об этом, но пышность и великолепие его будущего имения враз померкли, стоило ему оказаться в Паласьо Мендоза в Кордове.
Дворец этот был таким, каким не был и не мог быть ни один дом или даже дворец в Англии, пусть даже самый большой и очень импозантный. Может быть, все дело в его расположении: дворец находился в центре города. Он возвышался здесь, окруженный огромными стенами, весь дом дышал таинственностью. Он шептал Чарльзу свои секреты, когда он переходил из одного, утопавшего в роскоши помещения, в другое. А какими замечательными были эти патио – внутренние дворики. Ему говорили, что всего их было здесь четырнадцать, но ему еще не удалось побывать во всех. Каждый из них чем-то отличался от своего собрата, каждый всегда неожиданно возникал перед глазами, стоило лишь свернуть за угол или пройти через тот или иной.
Сейчас он находился в патио под названием «Патио де лос Наранхос». Он представлял собой вытянутый прямоугольник с помещавшимся в нем водоемом, выложенным великолепными кафельными плитками, в котором отражалось небо; окружавшие его апельсиновые деревья, которым он и был обязан своим названием. Сейчас деревья были в цвету, ему ни разу в жизни не приходилось ощущать такого опьяняющего аромата.
– Ах, вот ты где, Чарльз.
Он обернулся, услышав голос Франсиско. Хвала Богу, этот человек говорил по-английски, хоть и с ужасным акцентом.
– Он уже здесь? – спросил Чарльз.
– Управляющий банком? Да, он уже пришел. Он ждет нас там.
Чарльз еще раз взглянул на апельсиновые деревья и неохотно покинул это тихое место:
– Как здесь красиво, – бормотал он.
– Да, да. Здесь все очень красиво, правда? А ты же Мендоза, и тогда все эти старые историк для тебя должны быть еще интереснее. Они ведь адресованы тебе.
– Что за старые истории?
– Легенды. Сколько комнат здесь или патио, столько и легенд. Каждая семья имела свою легенду и не одну. Ты об этом не знал? – Чарльз покачал головой. – Эх, жаль, что нет Беатрис, – сказал Франсиско, – она все их знает наперечет и столько бы могла рассказать тебе. Она любит их рассказывать. – Но сейчас, я думаю, мы должны, – он сделал жест в сторону двери, располагавшейся под аркой.
– Да, конечно.
Чарльз медленно побрел за Франсиско.
Вначале он подумал, что они встретятся с управляющим в той же самой маленькой комнатушке, где его принимал Франсиско в первый вечер, как только Чарльз прибыл во Дворец. Он еще тогда объяснял, что это помещение – самое старое во дворце и глава семьи обычно использовал его как рабочий кабинет. Но теперь они направлялись куда-то еще. Франсиско вел его через какие-то коридоры, выложенные плиткой, полы в которых покрыты турецкими коврами, а стены увешаны шпалерами. Чарльзу показалось, что они находились в восточном крыле дворца, но сейчас он не был в этом уверен: им так много раз приходилось менять направление, куда-то сворачивать, что он перестал ориентироваться. Они зашли в большую комнату, вдоль стен которой тянулись бесконечные книжные полки. Перед тем как войти, Франсиско гостеприимным жестом распахнул дверь и пригласил молодого человека пройти первым. Там их ожидал еще один человек. Он сидел у большого дубового стола, покрытого гобеленовой скатертью. Едва они вошли, как он поднялся и, склонив голову в вежливом поклоне, приветствовал обоих.
– Это сеньор Мартин, – представил мужчину Франсиско. – Он не говорит по-английски, я буду переводить.
