Ланс Хорнер - Хозяйка Фалкохерста
Работники переговаривались шепотом, так как выражение лица Максвелла-старшего, скопированное Хамом, подсказывало им, что сейчас достаточно одного неосторожного слова – и любой из них может составить компанию злосчастной троице. Когда белый хозяин пребывал в столь сварливом настроении, лучше было не испытывать судьбу. Беда могла приключиться с любым чернокожим обитателем плантации. В таких случаях существовал единственный выход: проявлять осмотрительность на каждом шагу и держать язык за зубами.
Максвелл окликнул двоих и велел им принести плетеные кресла для него и Хаммонда. Затем сам показал, где их поставить, чтобы зрелище предстало во всей красе. Устроившись поудобнее, он приказал все тем же двоим опустить веревки с блоков по обеим сторонам от ворот конюшни. Блоки заскрипели, веревки поползли вниз. Для верности Максвелл велел неграм повисеть на веревках, чтобы удостовериться, что они не лопнут в самый ответственный момент. Порка рабов была в Фалконхерсте столь редким делом, что в промежутках нехитрое оборудование вполне могло прийти в негодность.
К тому времени, когда слуги проверили крепость веревок, а Омар закончил смазывать кнут, к конюшне начали стекаться негры. Они оставили работу в поле и мастерских и теперь столпились перед воротами. Среди взрослых носились обнаженные ребятишки: эти были заняты играми и совершенно не интересовались происходящим, им и в голову не приходило, что нечто похожее ждет и их, когда они вырастут.
Фалконхерстское поголовье считалось уникальным, его нельзя было сравнить с населением какой бы то ни было еще плантации на всем американском Юге. Среди сбежавшихся к конюшне не оказалось ни одного пожилого лица: мужчины как на подбор, не больше двадцати двух – двадцати трех лет, женщины и того моложе. Фалконхерст – плантация, где выращивался молодняк: здесь преобладали тела с отличной мускулатурой, красивые и умные лица, женские фигуры отличались пышными формами. Седина наблюдалась в одной-единственной шевелюре, и принадлежала она белому человеку – Максвеллу-старшему. Молодость была ценнейшим товаром Фалконхерста. Старость, увечья, хворь были уделом других плантаций, Фалконхерст же стоял особняком. Свою продукцию эта плантация сбывала в расцвете сил или материнства.
– Ну, все собрались? – осведомился Максвелл у Хаммонда, со знанием дела оглядывая толпу. При звуке его голоса прекратился всякий шепот.
– Вроде все, – ответил Хаммонд. – Бригада с северного лесного участка – и та уже на подходе. – Он указал на бегущую к конюшне группу мужчин, которые знали, что могут пропустить самое интересное, если не проявят прыть.
Максвелл подождал еще немного и подозвал Хаммонда. Потом нашел глазами Лукрецию Борджиа и жестом приказал ей занять место между собой и сыном. Его поднятая рука послужила сигналом к тишине. Громко, чтобы его услышали все до одного, Максвелл заговорил:
– Я созвал вас сегодня утром, потому что приготовил для вас необычное зрелище. Хочу, чтобы это стало для всех хорошим уроком. Наша плантация – непростая, не хлопковая. Ничего похожего! В Фалконхерсте выращивают негров, которые должны быть самыми лучшими неграми на всем Юге!
Выращивать негров – плевое дело. Для этого не надо быть семи пядей во лбу. Всего-то и требуется, что бычок да телка: телка расставляет ноги, бычок принимается ее оприходовать. Пусть занимаются этим хоть двадцать раз за ночь, были бы силенки. – Он подождал, пока утихнут смешки. Впервые за этот день на его физиономии появилось подобие улыбки. – Вот так мы вас и разводим. Тут главное, чтобы телка и бычок были не первые попавшиеся, а те, что надо. Куда это годится, если брат полезет на сестру, сын – на мать? Никуда не годится! Если все прошло нормально, я беру сосунка и выращиваю его. А потом продаю. Ведь это негр или негритянка из Фалконхерста, лучше породы нет во всей стране! Со временем все будут проданы, но не с обычного аукциона, а в Новом Орлеане или в Нашвилле. И идете вы не как работники для хлопковых плантаций, а как племенные производители и производительницы, с которыми положено особое обращение. Кому из вас не понравится заделаться племенным производителем или производительницей на хорошей южной плантации?
Он умолк и снова улыбнулся своим слушателям, удовлетворенно внимая одобрительному ропоту:
– Это нам по нраву, хозяин.
– Разлюбезное дело, хозяин.
– Только и делаешь, что это самое, – чем не жизнь?
– А я буду рожать и рожать для вас – только оставьте меня здесь!
Он радостно закивал. Его настроение настолько улучшилось, что он встал, вышел из конюшни и потрепал нескольких негров и негритянок по плечу в качестве подтверждения их высоких племенных свойств. Однако стоило ему снова усесться, как улыбка померкла. Он опять посуровел.
– Все вы знаете, что самцы и самки получают у меня массу возможностей для спаривания. Почти у каждого бычка есть телка, и он трудится на ней всю ночь, не смыкая глаз, чтобы подарить мне побольше сосунков. Так и надо! Но одного не забывайте: я сам говорю, кому с кем спать. Я устраиваю совокупление так, чтобы добиться самых лучших результатов. Поэтому и установил незыблемое правило: никто не подбирает себе пару по собственному усмотрению. Это моя забота! Если дать вам волю, то скоро у нас начнется вырождение и поголовье станет совсем никудышным.
Зарубите себе на носу еще раз: право выбора принадлежит не вам, а мне. Когда выбор сделан, можете приступать. Работайте что есть силы! Во всей стране нет другого места, где бы неграм обеспечивалась такая сладкая работенка!
– Это верно, сэр, масса Максвелл, сэр. Это мы понимаем! – истово подтвердила толпа.
Он кивнул и продолжил:
– Но если моему самцу взбредет в голову попользоваться не той самкой, которую я ему подобрал, а совсем другой, то тут-то и начнутся неприятности. Этого я допустить никак не могу. И не допущу! Если я поймаю парочку, которую не сам составил, то оба ответят по всей строгости. Такое безобразие и случилось прошлой ночью. Взгляните на Мема! – Он указал на распустившего нюни Мема, прикованного к столбу. – Кому, как не ему, слуге из Большого дома, знать наши порядки? Девку, – жест в сторону Сафиры, – я особенно и не обвиняю, потому что это Мем наплел ей с три короба, а она и развесила уши: раз Мем – господский слуга, то, видать, знает, что говорит; но все равно от преступления никуда не уйдешь.
Или возьмите вот ее – дуреху Минти, которой я поручил приглядывать за молодыми девицами, пока я еще их ни с кем не спаривал…
Слушатели удрученно качали головами и дружно осуждали нарушительниц.
– Вот почему я решил превратить случившееся в наглядный урок для всех вас. – С этими словами Максвелл ударил правым кулаком по своей левой ладони, да так звонко, словно вколотил в стену гвоздь. – Минти получит пять ударов кнутом. Это научит ее и других негритянок, которым поручено следить за девками в хижинах, что главное – это бдительность. Сафира, – он ткнул в девчонку пальцем, – заслужила семь ударов. Когда она в следующий раз вздумает пристроить у себя между ног самца, не получившего моего одобрения, то небось вспомнит, как ей однажды надрали задницу. Что же до Мема, то он получит все двадцать.
