Робин Шоун - Нежный наставник
— Зачем ты все это делаешь?
Ну, уж теперь-то она не отступит. Может, с Эдвардом она и плюнула бы на все, но с этим мужчиной — никогда.
— Я полагала, что это очевидно. Разве тебе не хочется, чтобы я чуть-чуть покусала соски у тебя на груди, Рамиэль?
— Я хочу, чтобы ты наконец ответила, что все это значит?
— Просто я соблазняю собственного наставника.
— Зачем?
Она не отвела глаз.
— Потому что я лгала, когда сказала тебе, что я сожалею о том, что пришла к тебе.
— А когда ты говорила мне, что я ничем не отличаюсь от твоего мужа и отца? Тогда ты тоже лгала?
Рамиэль был полной противоположностью Эдварда.
— Да.
— Я не могу стать таким, каким ты хочешь меня видеть.
Она вновь опустилась на колени перед ним, положив руки ему на бедра. Жар его тела согревал ее пальцы.
— Но ты и без того такой. А теперь, если ты не против, я признаюсь, что мне ужасно нравится соблазнять тебя.
Она наклонилась и деликатно лизнула твердый бутончик его левого соска, а затем захватила его кончиками зубов и принялась нежно теребить. Его сердце колотилось прямо под ее губами, а волосы на груди щекотали ей подбородок. Вылизывая его языком, стараясь доставить ему удовольствие, удовольствие себе самой, желая поскорее покончить с болью и недоверием, Элизабет принялась сосать его, словно ребенок материнскую грудь.
И она добилась своего. Как только она прикоснулась к нему, Рамиэль стал для нее центром вселенной. И все стало хорошо.
Ее голове вдруг стало жарко от жара его рук. Теплая волна прокатилась по всему телу. Его бедра, за которые она ухватилась не глядя, раскрылись. Она склонилась к уютному теплу его раздвинутых ног, пока влажный венчик его члена не забился на уровне ее живота, а она все продолжала теребить его сосок, пока он не стал твердым, как камень. А Рамиэль запустил обе руки в ее волосы и откинул ей голову назад, разглядывая ее набухшие губы, ее набухшую от жгучего желания грудь.
— А чего, по-твоему, я еще хочу? — произнес он хрипло.
— Я думаю, ты хочешь, чтобы я села к тебе на колени, а твой член так глубоко вошел в мое тело, чтобы наши волосы смешались и ты не мог ни на дюйм выйти из меня. И единственное, чем ты сможешь пошевелить во мне, это твой язык, пока наши лобки будут тереться друг о друга.
У Рамиэля раздувались ноздри.
— Но ведь у тебя же теперь нет волос на лобке.
Она вся напряглась. Что, в конце концов, заставило ее надеяться, что женщина вроде нее сможет соблазнить мужчину вроде Рамиэля?
— Прости, пожалуйста.
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Мухаммед не одобрит этого.
Пальцы Рамиэля сжались у нее в волосах, но не настолько, чтобы причинить боль.
— Мухаммед уехал.
— Но он вернется?
— Возможно. Он уехал в Корнуэлл повидать свою семью. — В голосе Рамиэля слышалась обреченность, он потерял последнюю живую душу из страны, изгнавшей его. — Может, он обретет там покой. Так ты выйдешь за меня замуж?
— Почту за честь.
Резкий протестующий скрип дерева огласил воздух, и Элизабет вдруг оказалась верхом на его коленях, а влажный жар ее тела проник в распахнутую ширинку его брюк. Она ухватилась за его плечи.
— Подними ноги и положи их на ручки кресла.
Элизабет зажмурилась, чтобы не ослепнуть от яркого сияния его прекрасных бирюзовых глаз.
— У нас ничего не получится, Рамиэль.
Холод! Элизабет и представить себе не могла, что сильнейший жар в мгновение ока может превратиться в лед. Хотя его руки и продолжали крепко удерживать ее, она почувствовала, как он отдаляется от нее.
— Но почему же нет, Элизабет?
— Все дело в том, что ручки деревянного кресла не рассчитаны на женские ноги.
В его глазах замелькали веселые искорки. Не долго думая, он схватил ее правое бедро, приподнял и перебросил через деревянную ручку кресла, ее ногти впились в его плечо.
Женщина не создана, чтобы сидеть в таком положении, дерево впилось в ее мягкую плоть, обнаженные губы вульвы раскрылись.
— Рамиэль…
Бирюзовые глаза застыли в ожидании, смех в них погас.
Элизабет, сделав глубокий вдох, осторожно перенесла и левую ногу через деревянную ручку, оказавшись полностью открытой его взгляду. Член во всю длину лежал между ними, указывая пурпурным наконечником прямо на блестящую розовую расщелину.
Она оторвала глаза от завораживающей картины… и встретила его взгляд.
— Я хочу, чтобы ты постучался в мою дверь. — Ее голос дрогнул от сдерживаемого желания. — И когда я впущу тебя, я хочу, чтобы ты знал, что я принимаю тебя самого и именно такого, какой ты есть.
— Это действительно так, Элизабет? — Газовая лампа ярко вспыхнула.
— Да, это так, — твердо ответила она. — И ты докажешь, что полностью и безоговорочно доверяешь мне, позволив мне ввести тебя в мое тело.
Влага сочилась из ее тела. Он посмотрел вниз. Внезапно его лицо, казалось, полностью окутала тьма.
— Тогда впусти меня, родная.
Прежде чем она сообразила, что он собирается делать, Рамиэль схватил ее за ягодицы и поднял вверх и на себя, так что ее обнаженная грудь уперлась в его раскаленное тело, а член оказался прямо под ней. Холодный воздух обдал ее нежную плоть, застав ее врасплох.
Закусив губу, она отпустила его правое плечо и просунула руку между ними. Рамиэль явственно скрипнул зубами, когда ее пальцы сомкнулись вокруг пылающего жаром члена. Зарывшись лицом в его волосатую грудь, она направила сливовидную головку в свое лоно, такое влажное и беззащитное, и стала потихоньку двигаться. Все ее тело ныло в ожидании, и она знала, что его тело тоже рвется в нетерпении, пока он удерживает ее на весу. Его руки дрожали от напряжения, или, может, это дрожала она, на пороге новой жизни.
Подняв голову, Элизабет заглянула в его бирюзовые глаза, и всякое сопротивление испарилось из ее тела. Она полностью раскрылась, и ее жаркое лоно с восторгом поглотило его. И это был момент полного слияния души и тела.
— Ты поедешь со мной в Аравию?
У нее все сжалось внутри, сопротивляясь и одновременно страстно желая.
— Чтобы жить там?
Графиня рассказывала, что женщины там ценились меньше лошадей.
— Возможно.
— Но мои сыновья…
— Они будут приезжать к нам.
— Да, я поеду с тобой в Аравию. Филипп уже сказал, что хочет стать джинном.
Яркий свет, вспыхнувший в его глазах, едва не ослепил ее.
— Но ты станешь ужасно чувствительной, без волос там.
Она вздохнула.
— Это что, помеха?
Он многообещающе ухмыльнулся.
— Только не для меня, — прошептал он и медленно, но неумолимо опустил ее на себя, все глубже и глубже проникая в ее тело, пока ее клитор не погрузился в его золотистую поросль.
