Анн Голон - Анжелика. Королевские празднества
— К несчастью, быть архиепископом Тулузским — это кое-что значит. В некотором отношении этот прелат имеет больший вес, чем архиепископ Парижский, и даже больший, чем кардинал. Вспомните, что именно он — единственный из оставшихся во Франции представителей святой инквизиции. Между нами говоря — мы-то люди современные, — подобная история не кажется правдоподобной. Инквизиция на грани исчезновения. Но она еще бушует в некоторых регионах юга Франции, прежде всего — в Тулузе и в Лионе. Но в конечном счете, в этом конкретном деле я боюсь не столько гнева архиепископа и обвинений инквизиции, сколько… Вот, прочтите-ка это.
Он вытащил из потертой бархатной сумки маленький лист бумаги, в углу которого стояло слово «копия».
Постановление:Филибер Вено, генеральный прокурор по делам епископства Тулузы, в качестве истца обвиняет в преступной магии и колдовстве мессира Жоффрея де Пейрака, графа де Моренс, ответчика.
Учитывая, что названный Жоффрей де Пейрак в достаточной мере уличен в том, что он отрекся от Бога и предался дьяволу, а также неоднократно призывал демонов и общался с ними, наконец, неоднократно прибегал к различного рода колдовству…
По указанным обвинениям, а также и по многим другим, передан под юрисдикцию светского суда для вынесения приговора за его преступления.
Постановление вынесено 26 июня 1660 года Ф. Вено, на что вышеназванный де Пейрак, никем к тому не побуждаемый и не принуждаемый, заявил, да свершится воля Господня!
Дегре объяснил:
— На менее загадочном языке это все означает, что церковный суд, осудив вашего мужа заочно, то есть без ведома обвиняемого, заранее признал его виновным и передал его дело в светский королевский суд.
— И вы полагаете, король поверит такому вздору? Все это — плод зависти архиепископа, который хотел бы властвовать над всей провинцией и верит россказням недалекого, полубезумного монаха вроде Беше!
— Считаться стоит только с фактами, — отрезал адвокат. — Итак, это все доказывает, что архиепископ тщательно старается остаться в тени во всей этой истории: посмотрите, в самом акте не указано даже его имя, и тем не менее нам ясно, что именно ему мы обязаны первым судом за закрытыми дверями. Зато имеется королевский указ о взятии под стражу без суда и следствия, подписанный королем и канцлером Сегье, президентом трибунала. Сегье честный человек, но слабый. Он стоит на страже судебной системы. Указ короля для него — все.
— Но если начнется суд, ведь все равно им придется считаться с мнением присяжных заседателей?
— Да, — поколебавшись, признал Дегре. — Но кто назначит присяжных заседателей?
— А чем, по вашему мнению, грозит моему мужу этот процесс?
— Пыткой, сначала обычной, затем особой, а потом — костром, мадам!
Анжелика побелела, к горлу подступила тошнота.
— Но все же, — повторила она, — они не смогут осудить дворянина столь знатного рода, основываясь только на глупых россказнях!
— Они их используют только как повод. Хотите знать мое мнение, мадам? Архиепископ Тулузский никогда не собирался предавать вашего мужа светскому суду. Несомненно, он рассчитывал, что церковного суда окажется достаточно, чтобы смирить его гордость и сделать его покорным Церкви. Но его преосвященство, затеяв интригу, сам того не ожидая, завел дело слишком далеко. Знаете почему?
— Нет.
— Потому что есть кое-что еще, — произнес Франсуа Дегре, поднимая палец. — Конечно, среди завистников вашего мужа должны быть враги, которые многое бы выиграли от его смерти. А интрига архиепископа пришлась им как нельзя кстати. Прежде врагам потихоньку подсыпали яд. Теперь в моду вошел другой способ избавляться от них: обвинение, суд, приговор. И совесть при этом спокойна. Если состоится слушание дела вашего мужа, поводом для обвинения послужит колдовство, но настоящего мотива мы не узнаем никогда.
Перед Анжеликой вновь мелькнуло видение шкатулки с ядом. Сказать ли об этом Дегре? Она колебалась. Если сказать, то, возможно, это вызовет необоснованные подозрения, еще больше запутает и без того неясные следы.
Она поинтересовалась, не уточняя деталей:
— А что это за мотив, который вы подозреваете?
— У меня нет ни малейшей идеи. Все, о чем я могу вам сообщить, — это то, что, едва сунув нос в это дело, я испугался, поняв, какие высокопоставленные лица замешаны в нем. Короче говоря, я повторю вам то, о чем говорил накануне: след ведет к королю. Если он подписал письмо об аресте, значит, он арест одобрил.
— Подумать только, — прошептала Анжелика, — когда он просил Жоффрея спеть для него и говорил ему самые любезные слова, он уже знал, что его арестуют!
— Вполне возможно. Наш король прошел хорошую школу лицемерия. Как бы то ни было, лишь он мог отдать подобный приказ о секретном аресте. Влиятельности Ле Телье или тем более Сегье и им подобных судейских здесь было бы недостаточно. Пока король еще не приехал, нужно пробовать обратиться к королеве-матери, она имеет большое влияние на сына, или к его исповеднику-иезуиту, или даже к кардиналу.
— Я встречалась с Великой Мадемуазель, — сказала Анжелика. — Она обещала разузнать что-нибудь и сообщить мне. Но она также предупредила меня, что не стоит особо надеяться на новости до торжественного въезда… короля… в Париж…
Анжелика с трудом закончила фразу. Уже несколько минут, после того как адвокат упомянул о костре, она боролась с недомоганием. На висках у нее выступил пот, она боялась, что с ней случится обморок. Она услышала, как Дегре согласился со сказанным:
— Я разделяю ее мнение. До празднования прибытия короля лучше ничего не предпринимать. Самое правильное для вас сейчас — набраться терпения и ждать. А я попытаюсь продолжить расследование.
Словно в тумане, Анжелика встала и протянула руки вперед. Ее холодная щека коснулась грубой ткани сутаны.
— Так что же, вы не отказываетесь его защищать?
Молодой человек произнес угрюмо после секундного молчания:
— В конце концов, я никогда не боялся за свою шкуру. Я десятки раз рисковал ею в глупых трактирных драках. Так что могу еще раз рискнуть ею, и пусть это будет достойная причина для риска. Но только вам придется дать мне денег, а то у меня их не больше, чем у нищего, а старьевщик, у которого я беру костюмы, — настоящий вор.
Эти слова ободрили Анжелику. Молодой человек оказался куда серьезнее, чем показался поначалу. Под грубыми и несколько бесцеремонными манерами скрывалось глубокое понимание судейского крючкотворства, и можно было ожидать, что он возьмется за работу со знанием дела.
