Елена Домогалова - Регина
— А ты действительно королевских кровей, красавица. Тоска тебя сушит, покоя не даёт. Долго тебе ещё пить эту горечь, только как бы лекарство от неё не оказалось ещё горше. Будь осторожной, будь очень осторожной. Не лети, как мотылёк, на огонь. Короткий век тебе отписан, но яркий, как ночной костёр. Будут у тебя и свобода, и любовь, и слава, и богатство, и даже счастье. Всего у тебя будет много — но недолго. Любовь будет вершить твою судьбу. Твоя красота и твоя ненависть будут вершить судьбы тех, кто окажется рядом. Твоя ненависть убьёт лишь одного человека, твоя красота погубит многих. Твоя любовь убьёт тебя саму. Ступай, девочка, и всегда — запомни это! — всегда слушай голос своей крови.
Она оттолкнула Регину от себя и, подметая пыльную траву своими изодранными юбками, пошла к табору. Рамирес качнул головой и протянул Регине руку:
— Пойдём. Посидишь возле нашего огня, послушаешь наши песни, посмотришь, как танцуют наши женщины. Ты попробуешь свободу на вкус и решишь сама.
И она пошла. До рассвета просидела у цыганского костра, жадно глядя на дикие пляски и с замиранием сердца слушая красивые, непонятные песни кочевого народа. Никогда ещё не было ей так хорошо, так легко. Слова о том, что у неё будет всё то, о чём она так долго мечтала за стенами обители, праздничной музыкой звенели в ушах. То, что кого-то там погубят её красота и ненависть, совершенно не взволновали её. Ну, а если самой Регине суждено погибнуть из-за любви — так это в роду Клермонов, страстных и упрямых людей, было довольно обычным явлением. Она только одно не могла понять — о каком голосе крови говорила старая ведьма?
Наутро она огородами, тайком от сестёр-урсулинок, вернулась в монастырь. Бессонная ночь, звучащие в ушах песни и жар костра вытеснили из памяти всё, оставив только слова цыганки о том, что у неё будет всё, чего она сейчас так страстно желает, и пугающее, необъяснимое влечение к Рамиресу. Она не могла понять, почему другие мужчины до вчерашнего дня не вызывали в ней таких чувств, что могло быть у неё, высокородной Региной де Клермон, общего с этим немолодым, грязным, грубым бродягой и потому постаралась выбросить их встречу из головы. Как это всегда случается, чем больше ты стараешься о ком-то не думать, тем крепче он вживается в твою память. Тоска по дикой воле, по первозданной свободе и огонь, загоревшийся в её теле, в одночасье сделали невыносимо тесными стены обители.
Регина словно взбесилась. Она метала громы и молнии, требуя у Женевьевы де Гот отпустить её домой. Регина рвалась на волю, в леса и горы, на городские шумные улицы, в блистающий мир дворцов, в безумие маскарадов, — куда угодно, но только как можно дальше от своей тюрьмы. Расписанная на годы вперёд жизнь урсулинок выматывала её мятежную душу, каплю за каплей выпивала её силы. Тоска, тяжелая, густая, приходила в лунные ночи к порогу её спальни и доводила до исступления своими монотонными песнями. Всё чаще ей казалось, что эта тоска родилась вместе с ней, что она была частью её существа и не было никакой возможности избавиться от неё. Тоска впиталась в её кровь, вплелась в её волосы, серой пылью легла на кожу, мутным туманом застила глаза. Она знала: ещё один год в монастыре — и она сойдёт с ума. Или сбежит с цыганами: Рамиреса то и дело видели в окрестностях монастыря и уже ни для кого не было секретом, кого ищут его пылающие глаза, для кого звучат непонятные, пугающие песни кочевого народа.
Все ровесницы Регины давно уже были либо отданы замуж, либо пристроены в качестве компаньонок к доживающим свой век аристократкам, помнившим ещё молодость Дианы де Пуатье. И только она, в своё время бывшая здесь самой младшей, оказалась теперь самой старшей из воспитанниц. Другой бы, наверное, уже прочили будущее невесты Христовой, от неё же не чаяли избавиться.
Вполне вероятно, рано или поздно накалившаяся до предела ситуация закончилась бы либо грандиозным скандалом, либо страшной трагедией, если бы не случай. Точнее, Случай, впервые вмешавшийся в судьбу Регины и завладевший ею.
Дождь, непрерывно ливший три дня кряду, превратил все дороги в окрестностях в сплошную липкую кашу, в которой увязали копыта лошадей и колеса телег, и заставил небольшой нарядный кортеж искать убежища в монастыре Святой Урсулы. Регина, искавшая спасения от невыносимой скуки в библиотеке, последней узнала о нечаянных гостях. Конечно, обитель и раньше посещали знатные дамы, останавливались путники, в общем-то, жизнь в обители частенько била ключом. Другое дело, что Регину в таких случаях Женевьева де Гот старалась убрать с глаз подальше, дабы не провоцировать скандалов и недоразумений — слишком уж ненадёжной была её племянница по части скромности и молчаливости. Но в этот раз Случай посредством погоды привел под стены монастыря саму Маргариту Валуа, жену Генриха Наваррского, втайне от матери Екатерины Медичи ездившую на встречу со своим опальным мужем. Она путешествовала в сопровождении двух своих самых верных фрейлин и нескольких дворян из окружения герцога Анжуйского, бывшего на тот момент союзником мятежного гугенота.
Появление столь яркой и знаменитой личности вызвало в обители настоящий переполох. Шум, доносившийся со двора даже в библиотеку, выдернул Регину из мира классической Греции. Какое-то смутное предчувствие беспокоило девушку уже несколько дней, и сейчас, привлечённая всеобщей суматохой, она не удержалась и вышла во внутренний дворик. В то же самое мгновение дождь, словно дожидавшийся её появления, прекратился и из-за туч выглянуло заспанное, обрадованное солнце. Золотые лучи облили с ног до головы тонкую фигурку Регины, прятавшейся за углом, и предательски засверкали в огненных локонах, выбивавшихся из-под капюшона.
Первым её увидел молодой невысокий дворянин и, встретившись взглядом с её колдовскими глазами, изумлённо присвистнул. Через минуту она уже склонялась в грациозном реверансе перед Маргаритой, ошеломлённо смотревшей на её поразительное лицо. Сама же Регина с не меньшим интересом изучала наряды фрейлин и самой Маргариты, законодательницы мод французского двора. Даже их дорожные костюмы отличались роскошью и демонстрировали последние веянья моды. Пышно драпированные юбки до косточки выставляли напоказ изящные ножки. Жёсткий испанский каркас всё же был более легкомысленным и по-французски изысканным. Кавалеры, сопровождавшие дам, выглядели не менее нарядными, но тонкий вкус Регины смущало обилие ярких цветов и щегольские, более подходящие для женщин, украшения.
— Твоё лицо мне кажется смутно знакомым, — Марго, казалось, была в недоумении, — хотя я точно могу сказать, что никогда ранее тебя не видела. Как тебя зовут, прелестное дитя?
