Елена Арсеньева - Самозванка, жена Самозванца (Марина Мнишек и Лжедмитрий I)
Наконец новобрачных привели в столовую избу, посадили вдвоем и стали подавать им кушанья. Когда подали третье кушанье, к новобрачным поднесли жареную курицу; дружко, обернувши ее скатертью, провозгласил, что время вести молодых почивать.
Воевода сендомирский и тысяцкий (им был князь Василий Шуйский) проводили их до последней комнаты. При этом у царя из перстня выпал драгоценный алмаз, и его никак не могли отыскать.
Многими это было воспринято как самое зловещее предзнаменование…
Ни Марина, которая отыскала для себя в браке новые и неведомые радости (она поняла, что мужчины годятся не только для того, чтобы красивыми словами говорить о своей любви), ни сам Димитрий, упоенный наконец-то исполнившимися мечтаниями, даже не подозревали, что эти предзнаменования окажутся вещими.
* * *Русское боярство втайне готовило заговор против Лжедмитрия. Главою его стал Василий Шуйский – он когда-то подтвердил смерть жившего в Угличе малолетнего Димитрия, который будто бы сам невзначай зарезался, а вовсе не был убит.
Когда все было готово к свержению Лжедмитрия, народ был поднят на бунт под тем предлогом, что поляки-де замыслили убийство царя…
Димитрий был слишком доверчив. Он не слушал предостережений своего соратника Петра Басманова и никогда не проверял действий Шуйского. Вот так и вышло, что охрана покоев Димитрия была сокращена до тридцати человек. Когда мятежники ворвались в Кремль, оказалось, лжецаря защитить некому, кроме нескольких человек немецких драбантов-наемников да бесстрашного Басманова. Петр был убит, драбанты полегли до единого, а потом настала очередь Димитрия. Схватив алебарду, Димитрий начал сражаться, в то же время отчаянно выкрикивая, в надежде, что услышит жена:
– Сердце мое, зрада [5]!
Однако что он мог один против толпы? Жестоко израненного, полуживого Димитрия вытащили на площадь, глумились над ним, называли самозванцем и расстригою, а он до последней минуты требовал привести из Вознесенского монастыря инокиню Марфу…
Этого Шуйский и его приспешники не могли допустить. Однажды бывшая царица Мария уже подтвердила права самозванца на престол, признала в нем своего сына. Если она сделает это снова… И дьяк Григорий Валуев застрелил Димитрия.
Теперь заговорщики могли вздохнуть с облегчением – и попытаться потушить пожар, зажженный их же усилиями.
Они старались успокоить мятежников, которые в это время громили дома поляков, беспощадно убивали их хозяев. Шуйский наконец-то спохватился, что грозный польский король может не простить смерти своих соотечественников и двинуться на Русь войной. Воевать Шуйский был совершенно не готов. Поэтому он озаботился судьбой еще не убитых поляков – и дал себе труд вспомнить о царице…
Что же происходило в это время с Мариной?
* * *..Этот сон снился ей часто и всегда пугал до дрожи. Чудилось, Марина поднимается по крутой высокой лестнице, и чем выше поднимается, тем круче становится лестница. Вот она уже почти прямо стоит, к небесам вздымается… и вдруг Марина с ужасом обнаруживает, что лестница бумажная! Она складывается под ногами, как гармошка, и Марина летит, летит со страшной высоты…
Марина захлебнулась криком и проснулась. Сразу повернулась в ту сторону, где спал Димитрий. Скорее прижаться к нему, обрести покой в его объятиях!
Однако постель была пуста, Димитрия не было рядом. И Марина поняла, отчего проснулась: не прекращая, гудели колокола. Но, заглушая набатный звон, неслись со всех сторон крики, вопли ужаса, призывы о помощи.
И в ту же минуту до нее долетел голос Димитрия – словно бы откуда-то сверху, с небес грянуло предупреждение:
– Сердце мое, зрада!
– Димитрий! – отчаянно закричала Марина, заламывая руки, но никто ей не ответил.
Зрада! Димитрий сказал: зрада! Значит, это мятеж… Москали восстали.
Нет! Нет! Этого не может быть! Ведь только вчера они так чудесно веселились. И тем ужаснее оказалось пробуждение.
Кто-то начал стучать в дверь, крича:
– Государыня! Панна Марина! Милостивая моя госпожа! Отвори!
Марина открыла. Это были Янек Осмольский и Барбара Казановская.
– Где мой супруг? Где Димитрий? – первым делом спросила Марина.
– Не знаю, – ответил Барбара. – Басманов убит, вот все, что мне извест…
Она не договорила. Слова о гибели Басманова, которого Марина знала как ближайшего друга и наперсника мужа, сразили царицу. Это было все равно как услышать о гибели Димитрия!
У нее словно бы разум отшибло. Оттолкнув Барбару, Марина выбежала из опочивальни, проскочила сквозь толпу своих женщин – простоволосых, полуодетых, бестолково мечущихся из комнаты в комнату, – и вылетела в сени. И замерла, прильнув к стене: за поворотом гремела сталь о сталь, слышались страшные крики – там сражались. Там уж точно смерть!
Повернулась к другой лестнице, еще пустой, слетела по ней легче перышка.
Позади что-то кричал Осмольский, но Марина не обращала внимания.
Пусть кричат, пусть зовут. Где-то здесь двери в подвал. Там можно схорониться и отсидеться. Там, где они с Димитрием играли в прятки. Ее не найдут, ведь только Димитрий знает, где она спряталась. И когда все кончится, он придет за ней…
Кое-как открыла тяжелую дверь, проскользнула внутрь, но, сколько ни тащила дверь на себя, плотно закрыть ее сил не хватило.
Она какое-то время таилась в темноте подвала, но страх не уходил. В щель между неплотно прикрытой дверью и стеной врывались звуки разгоравшегося мятежа. Вскоре Марине почудилось, что со всех сторон на нее надвигаются люди и они что-то шепчут, шепчут…
Нет, здесь оставаться нельзя. Прежде чем Димитрий ее отыщет, она не один раз сойдет с ума от темноты, страха, неизвестности!
А там, наверху, ее не тронут. Кто посмеет поднять руку на царицу? Это она только в первую минуту растерялась от испуга, от криков, от исчезновения Димитрия. Надо вернуться, одеться и сказать этим безумным москалям…
Однако она мгновенно поняла, что ее никто не станет слушать.
Со всех сторон валили люди. Одетые в простую одежду, простолюдины и более богатые, наверное, дьяки. У всех были безумные лица, все что-то кричали. Марина вжалась в стену. На нее никто не обращал внимания, она тихонько, бочком-бочком продвигалась к лестнице. По ступенькам вверх-вниз сновали люди. Закрывая голову руками, бежал какой-то обезоруженный алебардщик из числа драбантов ее мужа, за ним гнались московиты, свистя и улюлюкая, как на псовой охоте. Мужики вошли в такой раж, что сшибли Марину со ступенек. Она упала, тотчас вскочила, чтобы не быть раздавленной их здоровенными ножищами.
– Где их поганая царица? – вдруг завопили за поворотом. – Подать сюда проклятую еретичку!