Виктория Холт - Сестры-соперницы
Но такое случается редко, и, сидя за столом и рассматривая вновь прибывших (одна из женщин была ровесницей матери, а другая — моей, может быть, чуть постарше), я не представляла себе, что их приезд окажет решающее влияние на наши судьбы.
Тетя Мелани воскликнула:
— Тамсин! Ты же знаешь ее! Это Сенара! Моя мать встала. Она побледнела, а потом покраснела. Довольно долго она стояла на месте, глядя на старшую гостью, и только потом они одновременно кинулись друг к другу и обнялись.
Обе они смеялись, но я видела, что мать готова расплакаться. Она держала приезжую за плечи, и обе вглядывались друг в друга.
— Сенара! — воскликнула мать. — Что случилось?
— Слишком долго рассказывать, — ответила женщина. — Как я рада видеть тебя… как рада оказаться здесь. — Она отбросила назад капюшон, и по ее плечам рассыпались великолепные черные волосы. — Здесь рее так же, как и прежде. И ты… прежняя, добрая Тамсин.
— А это…
— Это моя дочь. Карлотта, подойди, познакомься с Тамсин… с лучшей подругой моего детства.
Девушка, которую звали Карлоттой, подошла к нашей матери, которая приготовилась обнять ее, сделала в последний момент небольшой шажок назад и присела в изысканном реверансе. Уже тогда меня поразила ее необыкновенная грация. Она выглядела иностранкой: темные, как у матери, волосы, большие, чуть раскосые глаза с густыми черными ресницами, которых невозможно было не заметить даже с такого расстояния. Лицо ее было очень бледным, и на нем ярко выделялись алые губы и темные глаза.
— Твоя дочь… милая Сенара… О, это чудесно. Ты должна так много рассказать. — Мать оглянулась. — Мои дочери тоже здесь.
— Так ты вышла замуж за Фенимора!
— Да.
— И, видимо, удачно.
— Я очень счастлива. Анжелет, Берсаба… Мы встали из-за стола и подошли к матери.
— Близнецы! — воскликнула Сенара. В ее голосе вновь прозвучали веселые нотки. — Тамсин, милая, у тебя близнецы!
— У меня есть и сын. Он на семь лет старше девочек.
Сенара взяла нас за руки и внимательно взглянула нам в глаза.
— Мы с вашей матерью были как сестры… мы провели вместе детство, а потом нас разлучили. Карлотта, познакомься с девочками. Я их люблю уже только за то, что они — дочери моей Тамсин.
Взгляд Карлотты был, как мне показалось, оценивающим. Она грациозно поклонилась нам.
— Вы приехали издалека? — спросила Сенару Мелани.
— Да, из самого Плимута. Вчера мы ночевали на каком-то жалком постоялом дворе. Кровати были жесткими, свинина пересоленной, но я не обращала внимания, ожидая встречи с замком Пейлинг.
— Как удачно, что ты застала нас здесь, — сказала моя матушка. — Мы приехали в гости.
— Конечно. Ты же должна жить в Тристан Прайори. Как поживает милый Фенимор?
— Сейчас он в море. Но скоро мы его ждем, — Как я буду рада вновь видеть вас вместе!
— Расскажи нам, что же с тобой случилось? Тут с улыбкой вмешалась Мелани.
— Я представляю, что значит для вас встретиться после столь долгой разлуки, но ты, Сенара, наверняка устала. Я прикажу подготовить тебе и твоей дочери комнаты. К тому же вы, конечно, голодны.
— О, Мелани, ты всегда так заботлива и так предусмотрительна… Ах, Коннелл, я совсем забыла про тебя и про твоих детей… А голодны мы обе. Так что, если нам позволят смыть с себя дорожную грязь и потом съесть какое-нибудь их этих восхитительно пахнущих блюд… вот тогда, наверное, мы могли бы долго-долго вспоминать старые времена и гадать о том, что произойдет в будущем…
Коннелл подошел к жене и сказал:
— Вызови слуг, и пусть они позаботятся о гостях. Исполнительная Мелдер тут же поспешила отдать распоряжения.
— Сейчас опять накроют на стол, — сказала Мелани, — а пока пройдите ко мне в комнату и умойтесь. Ваши комнаты будут готовы попозже.
Она вышла вместе с нашей матерью и гостями, и за столом воцарилось молчание.
— Кто они? — спросила наконец Розен. — Похоже, что мама и тетя Тамсин хорошо знают их.
— Та, что старше, родилась здесь, в замке Пейлинг, — сказал дядя Коннелл. — Ее мать была жертвой кораблекрушения, и ее выбросило на берег. Сенара родилась здесь, через три месяца после кораблекрушения. Она провела здесь детство, а когда наша мать умерла, отец женился на матери Сенары.
— Значит, здесь ее родной дом?
— Да.
— А потом она уехала и до сегодняшнего дня вы ничего о ней не слышали?
— Ну, это длинная история, — сказал Коннелл. — Она уехала, чтобы выйти замуж за пуританина, кажется, уехала в Голландию.
— Несомненно, она расскажет нам обо всем.
— И в конце концов она вернулась! Сколько лет вы ее не видели?
Коннелл задумался.
— Ну, — сказал он, — прошло, пожалуй, лет тридцать.
— Она немолода… эта Сенара.
— Ей было не больше семнадцати, когда она уехала.
— Значит, ей сорок семь? Не может быть!
— Она, наверное, знает секрет молодости.
— Откуда, папа? — спросила Розен.
— Сенара всегда была загадочной личностью. Слуги говорили, что она ведьма.
— Как интересно! — воскликнула Гвенифер.
— В те времена было много разговоров о колдовстве, — сказал Коннелл. Знаете, иногда на это, как и на все прочее, бывает мода. Покойный король имел на этой почве пунктик. А здесь народ был уверен в том, что мать Сенары зловещая колдунья. Ей пришлось бежать.
— И что с ней стало?
— Это неизвестно. Но после ее исчезновения люди пришли к замку и потребовали выдать им ее дочь Сенару. Видите ли, море выбросило ее мать в Хэллоуин, и скрылась она в Хэллоуин. Все указывало на то, что она ведьма, и люди пришли за ней. Ну, а когда они узнали, что матери Сенары уже нет здесь, они решили, что им подойдет и Сенара, и ей тоже пришлось бежать. Вот с тех пор и до сегодняшнего дня мы ее не видели.
— А вы с нашей мамой помогли ей?
— Конечно, мы все помогали ей. Она была нам как сестра.
— А теперь она вернулась, — пробормотала Берсаба.
Остальные молчали. Я очень ясно представляла себе все это: мать Сенары, ведьму, смывает с корабля в море, после смерти бабушки Линнет она выходит замуж за этого ужасного старика из Морской башни, а потом убегает от него что очень естественно, кстати говоря. Потом толпа приходит за Сенарой… которая тогда была молодой девушкой с такими же глазами, как сейчас у ее дочери Карлотты. А кто отец Карлотты? Ну, об этом мы, несомненно, узнаем.
Они вернулись вместе с нашей матерью и тетей Мелани. Мать была раскрасневшаяся, возбужденная, явно довольная встречей с гостьями.
Я не могла оторвать взор от Карлотты. Более привлекательной девушки я в жизни не видела. Это было нечто большее, чем просто красота, хотя она, несомненно, была красавицей. В свете свечей ее волосы отливали синевой, а миндалевидные глаза скрывали какую-то тайну. Ее гладкая кожа была слегка смуглой, поэтому она не выглядела смертельно бледной. Прекрасной формы римский нос. Налет экзотики делал ее еще более привлекательной. Мои кузины и Берсаба, как и я, не могли оторвать от нее глаз. Ее мать была все еще красивой женщиной, но хотя она успешно боролась с разрушающим воздействием времени, полностью победить его она не могла. Все-таки я думаю, что в возрасте Карлотты она была почти столь же привлекательной.
