Наталия Вронская - Любовный лабиринт
Обуреваемый такими мыслями Петр Иванович буквально наткнулся на их предмет. Прелестная Полина Платоновна, особливо хорошенькая этим утром, решительным шагом направлялась в его сторону.
— Петр Иванович! — воскликнула она. — Я искала вас!
Черкесов несколько оторопело глянул на нее, еще не придя в лад со своими мыслями, но тут же ответил:
— Доброе утро!
— Ах, простите, — смешалась хозяйка. — Доброе утро… — Мне надобно кое-что обсудить с вами. — При этих словах Полина Платоновна принялась излагать то, ради чего искала его.
Это были очередные хозяйственные заботы, вовсе не заслуживающие интереса благосклонного читателя.
Все то время, что Полина говорила, Черкесов смотрел на нее с непередаваемым выражением, которое в определенный момент заставило ее умолкнуть и вопросительно посмотреть в ответ на Петра Ивановича.
— Что с вами? — произнесла она несколько удивленно.
— Что? — спохватился он. — Нет, ничего особенного…
— Но у вас странный вид, — озадаченно заметила Полина Платоновна.
— Вам показалось, — неожиданно хмуро ответил Черкесов.
— Да нет же, вы определенно чем-то недовольны! — воскликнула она.
— Разве только одним… — пробормотал он.
— Чем же?
— О, мое недовольство вовсе не стоит вашего внимания, — отвернулся Черкесов.
— Но все же… Быть может, я смогу быть вам полезной?
— Извольте, — с деланным равнодушием начал он. — Настроение мне портят, или, вернее, меня гнетут воспоминания о вчерашнем дне.
— Вот как? — Полина Платоновна выглядела озадаченной. — Но что вчера могло произойти…
— Полина Платоновна! — прервал ее Черкесов довольно невежливо. — Позвольте мне договорить, коль уж вы спросили!
Полина замерла от неожиданности и замолчала.
— Мне давно следовало сказать вам, дорогая моя Полина Платоновна, — он обернулся к ней, — я люблю вас!
Произнеся эти слова, Черкесов побледнел.
«Неужели я выговорил такое?» — Он закусил губу. Но отступать было поздно.
— Да, люблю… Люблю давно и страстно! И ничто не избавит меня от этого наваждения!
— Наваждения? — воскликнула она.
— Да, наваждения. Я…
— Постойте, Петр Иванович! — решительно прервала его Полина. — Ваши откровения несколько неуместны…
«Ах, что я говорю…» — подумалось ей.
Ведь от слов Черкесова все зашлось у нее в груди, и она ощутила даже некоторый трепет от его признаний. Ах, как бы желалось ей ответить на его признание ответным признанием и с нежностью взять за руку этого «романтического безумца», как она тут же мысленно окрестила его. Но…
Но честь не позволяла Полине Платоновне это сделать!
— Да, неуместны! — решительно продолжила она. — Особливо после вашего давешнего признания в том, что вы уже женаты!
— Я знал, что именно таким будет ваш ответ, — пробормотал Черкесов. — Иным он быть и не мог…
— Знали? И посмели говорить со мной о… о… — она остановилась, не зная, как продолжить фразу.
— Но я не думал, — внезапно возвысил свой голос Петр, — что мое признание вызовет столь сильное негодование. — Он сделал ударение на слово «сильное». — Неужели я настолько противен вам? Мне казалось, что моя персона не вызывает в вас отвращения. Или я ошибался? — Он в упор посмотрел на свою собеседницу, которая, когда он закончил говорить, сильно покраснела и упорно не желала поднимать на него глаз.
— О нет, зачем же говорить об отвращении? — спросила Полина Платоновна, обращаясь к купе деревьев, расположенной неподалеку. — Нет! Я всего лишь хочу сказать, что ваше признание неуместно с той точки зрения, что… что… женатый человек не смеет тревожить покоя свободной женщины, и это… Это безнравственно, в конце концов! Но не только это! Нет, не только! Я… я не люблю вас. Да, не люблю! И я никак не ожидала услышать подобного признания и… Ах, как все это неуместно! — повторила она вновь.
— Не любите? — задумчиво повторил Петр Иванович. — Что же, тогда я прошу простить меня, — ответил Черкесов, коротко кивнув головой. — Отныне и впредь я буду знать свое место и никогда более не посмею тревожить вас столь неподобающими признаниями!
С этими словами он решительно пошел прочь. Полина Платоновна хотела было остановить его, но тут же укротила собственный порыв, сообразив, что это может быть неверно истолковано.
«О женщины, ничтожество вам имя!»[3] — сказал поэт. Под этой фразой Черкесов бы сейчас охотно подписался!
— Ну что за безумие… — пробормотала она.
И вместе с тем не могла прекрасная Полина отделаться от мысли, что была слишком жестока. И жестока не только к Петру Ивановичу, но и к себе.
Все эти месяцы, что Черкесов служил в ее доме, она видела, насколько он хорош и превосходен перед прочими. Что Нулин или Лугин? Пустые, мелкие людишки, чьи дни заполнены бездельем да недостойными забавами. Другое дело Черкесов. Но даже не то главное, что на фоне всех ее соседей выглядел он человеком основательным, порядочным хозяином и вообще мужчиной, на которого, как ей казалось, она во всем, даже в самом запутанном и сложном деле могла бы положиться.
А дело было в том, что сердце Полины Платоновны, ни разу не испытавшее любви, вдруг сделалось несвободным. Ибо впервые при взгляде на мужчину ощутила она стеснение в груди, помутнение в рассудке и прочие приятные, но весьма мучительные и неудобные чувства, вызванные тем, что называют сердечной страстью. Но ведь он был женат!
Топнув ногой и в отчаянии охнув, Полина бросилась на кухню, чтобы отвлечься от тягостных мыслей указаниями повару для обеда.
7
После разговора с Полиной Черкесов вылетел сгоряча из дому, оседлал своего любимого Алкида и кинулся прочь, или, как пишется в романах, куда глаза глядят.
Я ехал прочь, иные сны,
Душе влюбленной грустно было… —
сказал поэт. Но в душе Черкесова жила не грусть, там были скорее гнев и ярость. Он летел, образно выражаясь, будто черт гнал его из дому. Но черт был специальный: в юбке.
Черкесов чувствовал, что еще немного, и он уже с собой не совладает. Или убийство, или самоубийство, но что-то он сотворит.
Однако Господь хранит безумцев, как всем известно. И Петр Иванович, к счастью, наткнулся дорогой на старосту, который, не обращая внимания на свирепый вид господина управляющего, пристал к нему с хозяйственными заботами. Петр Иванович несколько поостыл, но возвращаться в имение не захотел. Попридержав коня, он повернул к постоялому двору, куда обыкновения заезжать не имел, но нынче изменил собственным обыкновениям.
