Джон Окас - Исповедь куртизанки
Каждый день в полночь Ноэль приходил ко мне, а перед рассветом я отсылала его. Несколько раз я замечала, что он следит за мной, и приложила все усилия, чтобы он ничего не узнал о моих мужчинах. Ноэль был моим верным рабом. Нежный, ласковый, скромный, он был готов выполнить любую мою просьбу, но я инстинктивно чувствовала, что в своей рабской страсти он может оказаться ревнивым.
К весне 1761 года я перебывала в объятиях более дюжины гостей мадам де Лагард, в том числе и с Шарлем, сыном мадам, угрюмым мужчиной со смуглой кожей и ненасытными аппетитами. Заезжая к матери, он всегда привозил мне подарки в знак своего почтения, за это я спала с ним.
Шарль жил в Корбель, что в двух часах езды на карете к югу, в замке, который достался в наследство его жене Эмили. В середине апреля, перед моим восемнадцатилетием, мы с мадам де Лагард поехали навестить их. Каретой управлял Ноэль. Сен-Вре – так назывался замок – был построен в Средние века. Стоящий посередине таинственного острова замок таинственным озером окружал ров. Стрельчатые арки, изогнутые своды и аркбутаны делали его облик гротескным и вместе с тем романтическим. В замке было темно и зябко, но внутреннее убранство поражало своей роскошью. Я никак не могла понять, вызывает он у меня трепет восхищения или дрожь страха.
Мы сели за стол с мадам де Лагард, Шарлем и его женой Эмили. У Эмили было длинное лицо, крепкое тело и волосатые пальцы. За обедом Шарль и его мать налегали на спиртное. В конце трапезы я отвела мадам де Лагард в спальню и устроила ее поудобнее. Вернувшись в гостиную, я увидела: Шарль сидит на диване у камина. Он пригласил меня составить ему компанию. Мне было неловко, ведь где-то рядом была его жена, но из вежливости пришлось согласиться, тем более что я замерзла. Едва я села, он притянул меня к себе и впился поцелуем в губы. Внезапность и неуместность его выходки слегка шокировали меня, и Шарль принял мое удивление за покорность. Он разорвал мою блузку и начал покрывать поцелуями грудь. Я просила его остановиться, но его охватила страсть, которую он не был способен контролировать. Опрокинув меня на спину, он запустил руку мне под юбку. Когда я почувствовала, что его пальцы копошатся в моих трусиках и грубо лезут внутрь, инстинкт самосохранения взял верх.
Замок был огромен, с толстыми каменными стенами и потолками. Рассчитывая скорее напугать Шарля, нежели призвать кого-то к себе на помощь, я закричала: «Насилуют!»
В зал вбежал Ноэль. Увидев, что происходит, он стащил с меня Шарля и ударил его. Шарль упал, а Ноэль обнял меня и начал утешать.
На следующий день Шарль, используя связи в полиции, заставил Ноэля сесть на корабль, плывущий в Америку, и вынудил мать выгнать меня. Эмили, скорее всего, понимала, что ее муж действительно виноват. Она пожалела меня и устроила на работу в дом Альбера Лабилля, модного парижского модельера.
«Дом Лабилля» был модным салоном, куда часто захаживали куртизанки, богатые, известные и печально известные аристократки и дамы полусвета, а также джентльмены, осыпающие их подарками. Здесь были отдел платьев от кутюр, отдел аксессуаров, парикмахерский салон и косметологи, выполняющие новейшие косметические процедуры. Продавщицы, которых за серую униформу прозвали гризетками, слыли самыми красивыми в Париже.
Магазин сверкал. Его украшали вазы с цветами, хрустальные люстры, гирлянды из тафты и наполняли романтические ароматы духов. Я должна была представиться старшей продавщице, мадам Шаппель, слишком сильно накрашенной женщине средних лет. Она отвела меня в другое здание – дортуар, где стояли три десятка двухъярусных кроватей, как в казарме, и общая ванна. Какой контраст с прелестными комнатками мадам де Лагард!
Разобрав вещи, я вернулась в магазин, и мадам Шаппель представила меня месье Лабиллю. Альбер Лабилль оказался невысоким и невыносимо заносчивым человечком. Он носил изумительную бархатную накидку и огромный парик, сильно завитой и обильно посыпанный пудрой. Экстравагантные парики были его фирменным знаком, и все знали, что его шкафы буквально ломятся от них. Религией Лабилля была мода, и не было адепта более пылкого. В самом деле, во всем, что касалось стиля, он был докой. Его отличал праведный снобизм Тартюфа. Лабилль суетился вокруг меня и обещал, как только я усвою основы торговли, использовать меня в качестве модели.
Лабилль часто говорил, что обожает все, что связано с женщинами, и восхищался элегантностью моей фигуры, но казалось, мои чары на него не подействуют. Женщины были для него непостижимой причудой природы, взрослыми детьми с легкомысленными желаниями, которые легко тратят головокружительные суммы из кошельков мужей и любовников. Он был страстно влюблен лишь в собственный талант. Я решила, что он предпочитает мужское общество, что он, как мы тогда говорили, ип таг сароп.
С другой стороны, его клиенты-мужчины были воплощением моего идеала. Они приходили к Лабиллю, чтобы тратить свои деньги на женские прихоти. Месье де Касаль, удалившийся от дел банкир, занявшийся на досуге живописью, приобрел жене шляпку и попросил моего совета о белье и еще каких-то безделушках, которые, как я подозревала, предназначались его молоденькой любовнице. Под моим руководством он выбрал один из самых фантастических пеньюаров Лабилля, сшитый из трех слоев прозрачного шелка. Как несправедливо, подумалось мне, ведь при моем жаловании я никогда не смогу позволить себе такие дорогие вещи. Я обмолвилась бывшему банкиру, что очень завидую его женщинам, что у них есть такой щедрый кормилец, и дала ему понять, как ценю в мужчинах щедрость.
– Мой отец был удивительно великодушным человеком, – сказала я, – но теперь он болен, и мне приходится трудиться, чтобы заработать ему на лекарства.
Он искренне посочувствовал мне и спросил, может ли чем-нибудь помочь. Я сказала, что подрабатываю натурщицей. Тогда он предложил мне пятьдесят ливров, если я навещу его вечером в маленьком гнездышке, которое служило ему студией.
Когда я пришла, он предложил мне позировать в платье. Мне очень хотелось примерить это милое одеяние, но я сделала вид, что смущена. Какая ирония: мужчины любят непорочных девушек, хотя именно целомудрие они с таким удовольствием искореняют. Месье де Касаль так хотел увидеть меня в роли скромной служанки, что я едва смогла доиграть роль до конца. Я позволила ему уговорить меня. Едва я надела платье, мой дерзкий ангел вырвался на свободу. Я расхаживала перед ним взад-вперед, поворачиваясь то так, то этак, и делала драматические жесты.
Он не мог сосредоточиться на рисовании. В конце концов он предложил мне сто лир, чтобы я легла с ним в постель.
