Барбара Картленд - Дьявольское наваждение
Герцог немедленно вылез из многочисленных одеял и спросил:
– Ты сказал Сазерленду, где надо остановиться?
– Сказал, ваша светлость, – ответил Росс, – но вам бы лучше самому ему показать.
Он выглянул в небольшое окошко за спиной господина.
– Мы уже не видны из дома, ваша светлость.
– Ну так открой окно, ради Бога! Я задыхаюсь! – волновался герцог.
Он стянул с себя последнее одеяло и сложил всю стопку на сиденье.
Когда лошади остановились, Росс распахнул дверь и герцог вышел.
Пока герцог шел к месту, где он оставил Джиованну, кучер медленно ехал следом.
Герцог подходил к кустам. Его не покидало опасение, что Джиованна могла прийти в себя, освободиться и исчезнуть. Конечно, узел был прочным, но ведь у девушки оставалась свободной одна рука…
Тут он увидел белое пятно рубашки на траве и понял, что за время его отсутствия девушка даже не пошевелилась.
Герцог развязал платок, оставив его болтаться на запястье девушки, и поднял ее на руки. Быстро подбежав к карете, герцог укутал Джиованну одеялами, в которых уезжал из дома графини. Уложив девушку на заднее сиденье, он быстро забрался внутрь. Росс, не дожидаясь команды, захлопнул дверцу и вскочил на запятки рядом с лакеем.
Когда карета тронулась, герцог подумал, что поступил довольно некрасиво по отношению к графине, не сделав предложения ее падчерице. Однако в эту минуту его беспокоила лишь жизнь Джиованны, кем бы эта девушка ни оказалась. Герцог готов был защитить незнакомку of людей, намеревавшихся убить ее. История звучала невероятно, и многие наверняка сочли бы ее плодом больного воображения, однако герцог решил во что бы то ни стало спасти Джиованну.
Они проехали уже несколько миль, когда девушка открыла глаза. Наблюдавший за ней герцог подался вперед, а потом, встав на колени, чтобы быть ближе, тихо произнес:
– Все в порядке, Джиованна, не бойтесь.
Она с удивлением посмотрела на него и спросила:
– Где я… почему вы здесь?
Тут она опомнилась и издала слабый крик:
– Вы… вы помешали мне умереть!
– Я должен был спасти вас, – ответил герцог, – и поэтому увез.
Огромные глаза девушки стали еще больше. Оглядев карету, она произнесла:
– Я куда-то еду… Что происходит?
– Вы в моей карете, – объяснил герцог, – и мы едем ко мне в замок.
Ей понадобилось всего мгновение, чтобы понять смысл его слов. Голосом, в котором звучал ужас, девушка запричитала:
– Нет… прошу вас, не надо! Когда они поймут, что меня нет… меня накажут… они уже грозились… а я этого не перенесу!
– Как накажут? – тихо спросил герцог.
– Я не могу сказать вам… это слишком опасно… прошу вас, отвезите меня обратно!
– Чтобы вы умерли?
– Да… и тогда никто больше не будет страдать.
– Кроме вас самой.
Она промолчала, только огромные глаза потемнели от страха. Девушка спросила:
– Они знают… вы сказали им, что увозите меня?
– Конечно, нет! – заверил ее герцог. – Они, если вы имеете в виду вдовствующую графиню и ее дочь, уверены, что у меня случился тяжелый приступ малярии, и мне пришлось вернуться к себе в замок, где меня ждет мой личный врач, умеющий справляться с болезнью.
– Так она… не узнает, что я у вас?
– Откуда? – вопросом на вопрос ответил герцог. – Скорее всего она решит, что вы утопились, как и собирались, в водопаде.
– Если она поверит в это… то все будет хорошо, – прошептала Джиованна. – Но… как вы меня спрячете?
– Надежно. Обещаю, что о вашем местонахождении буду знать только я и мои доверенные лица.
При этих словах он подумал, что вначале о девушке позаботится Росс, а потом придется открыться нескольким старым слугам, долгое время служившим последнему герцогу. Они-то ни за что не нарушат приказа своего господина, главы клана.
Впрочем, герцог отдавал себе отчет в том, что затея его достаточно опасна. Далбеты были бы смертельно обижены, узнай они о ложном приступе малярии и побеге герцога с молодой женщиной, которую они по какой-то причине невзлюбили и держали взаперти.
Джиованна была очень слаба и закрыла глаза, не в силах Вымолвить ни слова Герцог вернулся на сиденье, думая о том, что сложившаяся ситуация совершенно нелепа. Подобного можно было ожидать во время «Большой игры»в Индии, но никак не в Шотландии.
Разглядывая лежавшую напротив него девушку, герцог вспоминал, видел ли когда-нибудь столь истощенных людей.
Она действительно была еле жива.
Когда карета подъехала к замку, первые лучи солнца уже разогнали темноту, но над пустошами все еще сияло несколько крупных звезд.
Росс слез с запяток и пошел отпирать задние ворота.
Никто не заметил, как герцог нес закутанную в одеяла Джиованну вверх по лестнице.
Герцог сразу понял, что не следует селить девушку в большой спальне на первом этаже, рядом с главными комнатами и залами для приемов. Он отнес ее в самую крайнюю башню. Те комнаты, насколько он знал, использовались в крайних случаях, когда устраивались большие торжества и гостям негде было разместиться. Впрочем, комнатушка оказалась вполне уютной, и, как вспомнил герцог, в детстве он любил ее больше остальных за необычную округлую форму.
Посреди комнаты стояла большая кровать под балдахином. Герцог осторожно опустил Джиованну на подушки, и первый луч солнца, скользнувший в окно, позволил ему рассмотреть незнакомку при свете дня.
Волосы у девушки были не серебристыми, как ему показалось ночью при луне, а бледно-золотыми, словно солнечные лучи. Лицо выглядело еще тоньше, чем прежде, – впалые щеки и совсем исхудавшая от голода шея.
Герцог наклонился снять с нее обувь, однако обнаружил, что одна тапочка пропала. Не обратив особого внимания на Потерю, он снял оставшийся и укрыл девушку одеялом. В эту минуту вошел Росс, уже успевший распорядиться на кухне. Камердинер нес стакан.
– Я сделал гоголь-моголь, ваша светлость, – сказал он, – и добавил капельку бренди.
Герцог приподнял Джиованну, обняв ее за плечи, и, когда девушка открыла глаза, принялся кормить с ложечки, приговаривая:
– Ну-ка, попробуйте.
Девушка послушалась, словно ребенок.
Она проглотила несколько ложек и слабо шевельнула рукой, давая понять, что больше не хочет.
– Вам придется постараться и съесть все, – твердо заявил герцог. – Вы совсем истощены, а это придаст вам сил.
– Я… прошу прощения, – чуть слышно произнесла Джиованна, и герцог решил, что она извиняется за то, что потеряла сознание.
Когда герцог заставил ее поесть еще немного гоголь-моголя, ему показалось, что лицо девушки чуть порозовело, но, быть может, на него проста упал солнечный луч.
Теперь Джиованна спросила:
