Осип Назарук - Роксолана: королева Востока
Перекоп был тем руслом, по которому текли навстречу друг другу два враждебных потока захватчиков: один, многочисленный, открыто шел из Крыма на Украину, другой — из Украины — незаметно, небольшими, но отчаянными отрядами — в Крым. Оба потока шли с огнем и мечом, оба проливали кровь и сеяли разрушения.
Перекоп был опасным местом. Поэтому татарский отряд с большой добычей остановился переночевать в степи, а утром приблизиться к морю, оттуда же через Перекоп попасть в Крым.
Татары устроили ночлег. Вечер в степи был очень красивым, хотя сама степь была мертвой. Она создавала впечатление мертвого, около которого текла жизнь. Зайцы скакали вдалеке. Птицы летали. Где-то дрофа длинными рядами пролетала низко над степью. А там высоко в воздухе кружили орлы, и соколы, и множество ястребов.
Настя смотрела на все это и завидовала каждой птице, которая может лететь куда угодно.
* * *Ранним утром татары приблизились к Черному морю. Настя еще никогда в жизни моря не видела. Ей было очень интересно узнать, как оно выглядит.
Здесь, около Перекопа, она вспомнила, что бабушка ей рассказывала про море:
«На море, — говорила она, — рыба не такая как у нас, а большая-пребольшая! Выплывает такая рыба, подберется к берегу и все поет себе. Никто ее послушать не может, потому, что она все время уплывает. Но нашелся один такой, что очень хотел послушать. Скрылся за корягой. А рыба и не заметила, подплыла и затянула… А он знай себе записывает из каждой песни по слову, чтобы не забыть. Пришел еще раз и еще больше узнал. Потом пустил песни среди людей. Вот откуда они взялись».
Больше ничего Настя про море и не знала. Но даже сказка так распалила ее молодое воображение, что сердце в груди забилось чаще.
Табор потихоньку двигался. Теперь подул приятный холодный ветер с юга и всех до глубины тронул возглас на татарском: «Денгис! Денгис!»
«Море! Море!» — прошептали одновременно запекшиеся губы пленников. Ведь море у каждого оставляет глубокие впечатления, свободен он или закован в цепи. Поэтому все оживились, хотя еще и не видели, лишь чувствовали близость этого великана.
Вскоре перед их глазами простерлась длинная, ровная поверхность воды в раннем красном зареве дня. Все вздохнули так, будто должна была кончиться их мука.
Вскоре увидела Настя длинную, белую от пены полосу морского прилива и услышала его громкий, оживленный шум. И побежала молодым взором по бескрайней живой поверхности моря — роскошью, в которой было чувство открытия чего-то совершенно нового. В ней были и сказки детства. Она стала высматривать волшебных рыб, у которых люди переняли песни. Но их не было видно. Только белогрудые чайки летали над морем и радостно кричали, встречая солнце.
* * *На Перекопе было тихо. Табор перебрался через бедное селение Ор и оказался в Крыму, где впервые отдохнул в безопасности. Вдалеке виднелись бедные аулы крымских татар с массой овечек на пастбищах. Со стройных башен деревянных минаретов муэдзины оглашали свои молитвы. Настя тоже помолилась Богу. Своему — тому, что терпел на кресте.
Уже на следующий день стали приходить в табор купеческие делегации в разнообразных одеяниях — татарских, турецких, греческих, еврейских, арабских и итальянских. Среди них были и старики, и юноши, и зрелые люди, и важные, и веселые. Они низко кланялись татарским начальникам и просили разрешения осмотреть «живой товар».
Татарская стража сопровождала их при проходе между рядами смущенных женщин и девушек, которые понимали, что их готовят к продаже.
Раздел добычи между татарами еще не был завершен. Но купцы уже сейчас хотели высмотреть тех женщин и девушек, что им особенно понравятся.
IV. В Крыму
Зеленью убрался Крым,
Лесом в синих горах,
Цветы в поймах Чатыр-Дага
Словно на коврах…
— «Открой глаза и смотри. Что увидел сейчас, больше никогда не увидишь!»
С этими словами из Корана обратился старый турок, купец Ибрагим, к своему армянскому товарищу в Бахчисарае, приведя к нему только что купленную невольницу.
Старый армянин посмотрел на свежий товар, и его глаза весело заблестели.
— Вай, вай, — сказал он, извиваясь. — Ты, видно, заплатил столько, что можно было бы купить дом в Кафе, у самой пристани!
— О, я заплатил много, — сказал Ибрагим, — но оно того стоит!
— Что стоит? Сколько стоит? За что? Что на ней? Едва на ногах держится! Кому ее продадим? Я думал, что ты купишь хотя бы три-четыре здоровых девки за деньги, которые ты взял!
— Слушай! — ответил спокойно старый Ибрагим и снял покрывало с молодой девушки, что сгорала со стыда, держа ее за руки. — Ты только посмотри! Она так красива, что я советую как можно скорее вывезти ее из Бахчисарая в Кафу. Там укроем ее среди других — легче будет переждать с ней до времени. А тут просто заберет ее кто-нибудь из сыновей Мехмед-Гирея, а даст как за выеденное яйцо.
— Никто за нее много не даст! Она больна!
— Не неси ерунду! Сам бы себе в гарем ее взял — была бы утеха на старости лет. Но это слишком дорогой товар! Да и не больна она вовсе — просто утомилась по дороге от татарских пыток. А ты бы не утомился, гоняй тебя столько недель на ремнях как коня?
Старый армянин все знал, но спорил по старому торговому обычаю. Вдруг он сказал:
— Может, ее спрячем, а потом продадим какому-нибудь баши?
— Нет, — ответил Ибрагим. — Я уже думал над этим. Мы ее подольше попрячем… А потом я сам ее повезу на продажу.
— Почему это ты сам?
— Потому, что я надеюсь ее пристроить в какой-нибудь гарем, возможно даже к кому-то из дефтердаров: это для нас лучше, чем баши. Кто знает, какую она нам прибыль принесет.
— Лучше без приключений! А то пока она добьется дружбы какой-то жены большого господина, нас уже в живых не будет.
— Не мы, так наши дети живы будут!
К этому старый армянин прислушался. Он немного подумал и сказал:
— Хорошо, повезем ее завтра в Кафу. Но я за то, чтобы ее поскорее продать. Нельзя такой товар долго держать!
— Посмотри, посмотрим!
— А сколько ты дал за нее?
Старый Ибрагим назвал цену — и началась свара!
Настя не понимала их, только догадывалась, что попала не в самое тяжелое положение, и что оба купца заботятся о том, чтобы ее подороже продать. Когда она смотрела на них, она была рада, что не попалась в руки полудиких татарских разбойников и торговцев живым товаром, которые разобрали ее товарок.
Армянин не переставая спорил с Ибрагимом, открыл двери и позвал невольницу. Не нужно было долго звать ее, ведь она подслушивала за дверью. Он жестом показал ей комнату с решетками на окнах, где уже сидели другие невольницы. По их лицам было видно, что их тоже недавно привели сюда.
