Хизер Гротхаус - Пробуждение любви
Родерик не нашелся что ответить — Хью был прав. Он сжал его плечо и встал на шатающуюся деревянную опору. Держа почти бесполезную ногу на весу, он спрыгнул на землю. Это был короткий прыжок, но все равно боль прострелила мускулы ягодиц и поднялась с обеих сторон вдоль позвоночника. Затем просто из каприза и раздражения Родерик оттолкнул полено левым сапогом и с трудом сдержал готовый вырваться крик от боли в колене, вызванной этим движением.
Родерик вынул трость из ножен, в которых раньше хранил свой палаш, и раскрыл ее. Тяжело опершись на трость, он широким, неловким взмахом свободной руки подобрал поводья коня и повел его к колодцу. Подойдя к нему, он обнаружил, что в ведре не хватало нескольких дощечек, а конопляная веревка сгнила и почти развалилась надвое.
Родерик, проворчав, отбросил бесполезную теперь вещь к подножию увитой зеленью стены, где она с треском окончательно рассыпалась. Он повернул лошадь и направил ее ко входу в холл, его живот болезненно сжимался.
Он уверял себя, что не испытывает страха. Только предчувствия. И облегчение — что пришел конец их бесконечно долгому путешествию.
— Ну что, входим? — произнес Хью, когда Родерик, слегка нагнувшись, миновал дверь, ведя за собой коня по булыжному полу.
Холл казался темнее, и, что весьма странно, холод здесь ощущался сильнее, чем во дворе замка, хотя в гигантской, обложенной камнями яме в конце комнаты горел слабый огонь. Остатки многометровых содранных драпировок, которые некогда украшали обе длинные стены, висели одним жалким куском около двери, а на их месте протянулись длинные нити паутины, разновеликие пятна грязи и засохшие ветки проникших внутрь растений, вьющихся по штукатурке над фресками под сводчатым потолком. Пол можно было назвать лишь условно более чистым, чем внутренний двор, по которому он только что проехал; причудливый рисунок камня пола был спрятан под толстым слоем грязи, засохших лоз и разбитой мебели.
Лишь стол лорда стоял на своем месте, как и прежде, и скомканная кипа того, что напоминало нарядную некогда скатерть, лежала посередине. Кто бы ни разжег огонь, он, вероятнее всего, давно позабыл о нем, подумал Родерик и задал себе вопрос, был ли это кто-то из обитателей Шербона или же случайно забредший в заброшенный замок бродяга.
Позади Родерика его лошадь ударила копытом и тихо заржала, отвлекая его от представшей глазам сцены разрушения и деградации. Он повернулся в другой конец комнаты к двери, ведущей в кухню, и уже был готов прохро-мать туда, когда куча тряпья на столе зашевелилась.
— Харлисс! — позвала груда тряпья, и Родерик замер на месте. Голос был ему знаком. — Родерик? Это ты, сынок?
Родерику не хотелось, чтобы кто-то обращался так к нему снова в этой комнате, даже монах Коуп, однако он направился к нему.
— Да, брат Коуп.
Пожилой тучный монах тут же взял в руку кувшин, стоявший у его локтя. После затяжного глотка он встал.
— Рад, что ты наконец дома, — сказал он таким тоном, словно Родерик только что вернулся после дневной охоты в лесах, растущих за стенами замка. — Слава Богу. Но, сын мой, твой отец умер.
— Да-да. Монах кивнул:
— Шербон — твой.
— Знаю, — с ноткой нетерпения в голосе ответил Родерик, — Моя лошадь хочет пить. — Он повернулся к двери на кухню и увидел еще один призрак из его прошлого, призрак женщины, которую брат Коуп призывал, как только очнулся от ступора, и которая была источником еще одного болезненного узла в желудке Родерика.
— Добрый день, Родерик, — ехидно произнесла Харлисс.
Перед ним стояла женщина, которая стремилась занять место его матери, няня, которая должна была заботиться о нем и ухаживать за ним по приказанию Магнуса. Возможно, еще более худая, более серая, чем когда он покинул Шербон, все в том же строгом чепце, том же ужасном сером платье и переднике и с тем же злобным выражением лица. Ее переплетенные пальцы лежали на животе. Сколько раз эти руки шлепали его?
Родерик не ответил на ее приветствие. Женщина снова заговорила:
— Мои глаза обманывают меня, или же ты собираешься расположить свое животное в большом зале?
— Отныне ты будешь называть меня «милорд», прислуга, — спокойно заявил Родерик. — Да, это мое животное, и оно действительно в большом зале, но тебя это не касается. Но если бы ты позаботилась о том, чтобы в колодце было ведро, животное не оказалось бы здесь. На деле же эта комната подобна хлеву, и будь жив мой отец, уверен, он приказал бы тебя выпороть. — «Так тебе и надо, дрянь».
Тонкие ноздри Харлисс раздулись.
— Сомневаюсь, чтобы он прибегнул к этому. — Харлисс повернулась к брату Коупу, который, тяжело дыша, занял место между ней и Родериком: — Ты сказал ему, брат?
— Да, сказал, — резко ответил Родерик.
— Нет, — прохрипел брат Коуп. — Родерик…
— О, здесь все-таки кто-то есть! — весело заметил Хью, входя в большой зал. — Это не выходцы с того света, а? Этот зал просто позор! Впрочем, не важно, сейчас я приведу сюда моего скакуна, и мы устроим языческий пир прямо здесь, на полу.
Хью отвязал мешок с Лео со спины и посадил малыша верхом на бедро. Харлисс посмотрела на эту пару, словно они были нищими, хотя одежда на Хью была столь же богатой, как и на Родерике, а Лео был одет в вышитое шерстяное с шелком платьице, отделанное золотой лентой, а на ножках у него были маленькие кожаные башмачки. Он выглядел как юный принц.
Костюм был последним подарком Аурелии. Родерик видел, как она сделала все своими руками.
— Вод-вик! — закричал Лео, протягивая ручонки к Родерику.
— Сейчас он не может взять тебя на руки, Прыщик. А теперь слезай-ка и побегай здесь вокруг, — велел Хью и поставил малыша на ножки. Лео немедленно побежал к Родерику, несмотря на предупреждения Хью, споткнулся, когда его ножки запутались в засохших ползучих растениях, но удержал равновесие, схватившись за длинный плащ Родерика, и уткнулся мордашкой ему в колени.
Родерик сделал все возможное, чтобы не дать ноге согнуться под слабым, но'очень болезненным давлением головы мальчика.
— Шербон — твой, — продолжил брат Коуп. — Но есть одно условие наследования, Родерик.
Нахмурившись, Хью повернулся к другу:
— Что за вздор, Рик? Условие? Что за нелепость! Полагаю, ты знаешь этих двоих?
Родерик кивнул, а узел у него в желудке был готов лопнуть. Конечно, существовало какое-то условие. Даже в могиле Магнус намеревался сделать Родерика несчастным.
— Это монах Шербона, брат Коуп, — процедил сквозь зубы Родерик. — И моя старая нянька Харлисс. Где остальные обитатели замка, мне не известно.
