Роксана Гедеон - Валтасаров пир
– Смотри, смотри! – закричал мужчина. – Куда это бросился наш Браунт?
Я едва успела уяснить, что оказалась на ферме Пьомбино, и еще не успела удивиться тем путям, что привели меня сюда, как огромный клыкастый бульдог, глухо рыча, очутился в двух шагах от меня и вцепился зубами в мое платье. Я закричала от страха.
– Эй, Луиджи! Там кто-то есть!
Они оба устремились ко мне и оттащили бульдога. Теперь я видела перед собой только две пары ног, обутых в высокие кожаные сапоги с ножами за голенищами.
– Эй, кто вы такая? – спросил один из них, направляя свет фонаря мне в лицо. – Что ты здесь делаешь?
– Она, кажется, вот-вот должна родить, – сказал другой.
– Я это вижу, черт возьми! Но какая разница? Она не негритянка, не мулатка, даже не креолка; она обыкновенная «гран-блан», которых я терпеть не могу…
– Кто вы такая, мадам, и что вы здесь делаете?
Я упрямо молчала. Мне было стыдно признаваться этим двум незнакомцам в том, что произошло со мной.
– Ты знаешь, кто это, Изидора? – спросил Пьомбино у девушки.
Я подняла голову. Да, это была та самая рабыня, из-за которой произошел такой переполох. Она явно знала, где спрятаться.
– Пречистая дева! – сказала Изидора. – Это моя хозяйка, господин Пьомбино, это мадам де Бер!
Пьомбино снова посветил фонарем мне прямо в лицо.
Я взглянула на него и его младшего спутника. Пьомбино был очень высок – около шести футов и четырех дюймов роста, худощав и ладно сложен. Лица его я не видела, зато разглядела волосы – длинные, взлохмаченные, связанные кожаным ремешком. Его спутника, стоявшего в тени, я совсем не различала.
– Убирайтесь отсюда, – довольно грубо сказал Пьомбино, – и забудьте все, что здесь видели, в том числе и Изидору.
– Что вы говорите! – воскликнула девушка. – Вы же видите, в каком она состоянии. Разве можно прогонять ее?
– Так и быть, я дам ей повозку, – сказал Пьомбино, – если она даст честное слово не приводить сюда полицию.
Я медленно поднялась.
– Вы не можете так поступить! – горячо сказала Изидора. – Вы же добрый человек, господин Пьомбино.
– А была ли она добра к тебе?
– Да! И вы же видите, у нее вот-вот начнутся роды!
– Невелика беда! Разве у меня здесь родильный дом? Она не может здесь оставаться. Ей нужно либо уехать, либо остаться здесь навсегда.
Он поднял фонарь, и тусклый свет выхватил из тьмы его собственное лицо, лицо его спутника и Изидоры. Этого было достаточно, чтобы заставить меня пережить самое сильное в жизни потрясение.
Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание – теперь уже не от боли, а от невероятного изумления. Возможно ли это?
– Риджи, – прошептала я. – Антонио, Луиджи!
Они переглянулись и смотрели на меня как на помешанную. Но ведь я-то видела, собственными глазами видела, кто стоит передо мной. Я узнала… Меня бы сейчас никто не переубедил.
– Луиджи, – сказала я, вспоминая полузабытую тосканскую речь. – Это что-то невероятное. Я и подозревать не могла… Ну, неужели вы не понимаете? Я же Ритта. Самая настоящая Ритта, ваша сестра!
– Вы сумасшедшая, – со смешком заметил Антонио.
Я в волнении прижала руку к груди. Радость, удивление сплелись в неразрывный клубок: я не сразу находила слова для ответа.
– Ну, вспомните! – начала я более медленно. – Селение на берегу Лигурийского моря… Домик покойной Нунчи… Да неужели вы не помните? Вы когда-то бросили нас и ушли куда глаза глядят. Ну? Как можно это забыть!
– Ритта? – переспросил Луиджи.
– Сущая чепуха, – заявил Антонио. – Гм, Ритта! Это совершенно невозможно!
– Мы были в деревне. Ритта исчезла, а вместе с ней Джакомо и Розарио. Никто не знает, куда они делись…
– И тем не менее я Ритта, – повторила я, – по крайней мере именно так меня звали в детстве. Вам должно быть стыдно за то, что вы не узнаете меня. Мы долго не виделись. Но ведь память-то вам не отшибло…
– Мы в последний раз видели ее, когда ей было восемь лет, – хмуро отвечал Антонио, – вам же по меньшей мере восемнадцать.
– Ну, разумеется. Я же росла. Не оставалась же я прежней. И я узнала много такого, чего вы не знаете. Но я не забыла вас…
Я тяжело дышала. Последние мои слова были полуправдой. За многие годы разлуки я почти не вспоминала о братьях. Другие бесчисленные занятия отвлекали меня от этого… Но я помнила, пусть бессознательно, не отдавая себе отчета, но все-таки помнила!
– Послушайте, лаццарони, – сказала я. – Нашу мать звали Джульетта, так? Если вы будете отрицать это, значит, я сошла с ума. Нас было шестеро детей. Я – самая младшая… Вы же не станете возражать против этого?
Они снова недоуменно переглянулись.
– Мне очень жаль; что вы не помните. Или притворяетесь. Но я-то ничего не выдумываю. От выдумок мне нет никакой пользы… Я просто встретила вас, обрадовалась встрече и подумала, что наше прошлое, возможно, вернется… Мы были бедны, но любили друг друга, правда? Мы жили так дружно. А теперь у меня складывается впечатление, что вы просто не хотите меня узнавать, вот и все.
– Святая пятница! – проговорил Антонио. – Тысяча чертей! Будь я проклят, если это не Ритта!
– Ну вот, – проговорила я радостно. – Наконец-то!
– Как ты оказалась здесь? Что с тобой? Кто твой муж?
– Господин Пьомбино, – вмешалась Изидора, – вообще-то при такой встрече полагается обнять и поцеловать сестру.
– Вот это правда! – воскликнул Луиджи. – Ритта, прости нас. Мы просто глупцы.
– Ну, так вы поцелуете меня или нет? – спросила я лукаво. Антонио потер рукой подбородок и нерешительно взглянул на меня.
– Гм, – пробормотал он в замешательстве. – Ритта стала совсем не такой, какой была в детстве… Она такая взрослая, настоящая дама, да и имя у нее какое-то чересчур дворянское… Могу ли я обнять ее?
– О, что за глупости! Разве я не такая же для вас?
– В таком случае… – проговорил Антонио.
Он ступил шаг ко мне, протянул руки. И в это мгновение громкий крик сорвался с моих губ. Боль пронзила тело, заставила согнуться. Схватка была такой бурной и мучительной, что я не устояла на ногах и, тщетно цепляясь руками за Антонио упала на землю.
Я поняла, что у меня начались роды.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЖАННО
– Тужьтесь, тужьтесь, мадам, – слышала я над собой успокаивающий женский голос и напрягалась изо всех сил, надеясь, что эти усилия принесут мне облегчение. Однако мне становилось еще больнее.
Сначала я громко кричала, но потом, заметив, что комната, в которой я нахожусь, заполнена совершенно незнакомыми мне женщинами, я стала сдерживаться: кричать в их присутствии мне было стыдно. Странно, но даже в эти минуты меня не покинула стеснительность… Вот уже несколько часов я ни разу не закричала, а только мучительно стонала и кусала губы так неистово, что струйки крови стекали у меня по подбородку.
