Тереза Медейрос - Грешная любовь
Когда Катриона покинула дядин кабинет, с трудом сдерживая слезы, она меньше всего ожидала увидеть маркиза Эддингема. Но именно этот человек стоял, небрежно прислонившись к противоположной стене.
Рука в белой перчатке выставила вперед трость с узорной резьбой.
— Забыл свою трость.
Насмешливый блеск в глазах не оставлял сомнений, что маркиз подслушал весь недавний разговор, включая угрозы дяди увеличить приданое Катрионы и выпихнуть ее замуж за первого встречного.
Катриона смахнула со щеки одинокую слезу, чувствуя, что перед этим мужчиной лучше не показывать признаков слабости.
— Надеюсь, вы не забыли, как пройти к выходу? Хотите, я позову кого-нибудь из лакеев, чтобы вас проводили? — многозначительно предложила она.
Эддингем выпрямился, его высокая фигура казалась угрожающей в полутемном коридоре.
— В этом нет необходимости. Однако не затруднит ли вас сообщить кое-что своему дяде? Дело в том, что я буду, занят несколько дней, но после моего возвращения в понедельник я очень хотел бы навестить вас. Просил бы также передать, что мне нужно с ним обсудить один вопрос. С глазу на глаз.
Катриона буквально застыла на месте, когда обтянутый перчаткой большой палец маркиза, осторожно прикоснулся к ее щеке. Это движение показалось ей не более ласковым, чем предупреждающий выброс языка кобры.
Эддингем придвинулся ближе. Тепло его дыхания неприятно обожгло девичье ухо.
— Может быть, еще не поздно спасти жизни дикарей, которых вы так смело, относите к своим родственникам, мисс Кинкейд. Погрузившись в уют и тепло брачного ложа с такой желанной и пылкой невестой, я просто не смогу найти времени, чтобы всерьез заниматься их истреблением.
Сделав такое заявление, маркиз удалился. Но еще долго энергичное постукивание тросточки по паркетному полу болезненно отдавалось в ушах Катрионы. Обессилев, она прислонилась к двери. Только непроизвольно вырвавшийся из легких тяжелый выдох заставил девушку очнуться, и она осознала, что на несколько долгих мгновений совсем перестала дышать. Неудивительно, что в таком состоянии Катриона испуганно вздрогнула, почувствовав возле своих ног что-то большое, теплое и пушистое.
Она посмотрела вниз и увидела Роберта Брюса, который с такой лаской бодал хозяйку в ноги своей огромной кошачьей головой, что вполне мог бы сбить ее с ног.
— Ах, так это ты, маленький мордастый разбойник! — воскликнула Катриона, наклонилась и подняла кота на руки. Впрочем, громкое мурлыканье и значительный вес животного напомнили хозяйке, что слово «маленький» уже не соответствует действительности.
— Где же ты пропадал, когда мне так был нужен отважный защитник?
Катриона заметила свое отражение, напротив, в овальном зеркале с позолоченной рамой. Прижимая подбородком внушительную голову Роберта Брюса, она с удовольствием согревала себя живым теплом и приятными воспоминаниями. Именно в такой позе Катриона держала своего любимца, когда стояла в дверях конюшни и провожала взглядом красивого молодого мужчину, который поскакал, прочь на битву со всем враждебным миром. В ее серых глазах уже не было заметно слез, и взгляд сверкал стальным отблеском скрещенных мечей.
— Скажи, Роберт, ведь дядюшка Росс не прав? Нам вовсе не нужен никакой муж. А нужен нам настоящий герой.
Девушка в зеркале улыбнулась.
— И я знаю совершенно точно, где он находится.
Глава 3
За промозглыми стенами Ньюгейтской тюрьмы можно было найти негодяев и разбойников всех мастей. Они попали сюда за разные преступные дела, которые совершали на оживленных улицах и в глухих аллеях Лондона. Убийцы, насильники, воры, похитители детей, несостоятельные должники и прочие подлецы густо населяли длинные узкие камеры. Каждый вновь прибывший добавлял свою горькую долю в ядовитую атмосферу несчастья и нищеты, царившую в этом здании.
Во внутреннем дворе напротив окон тюремных камер были расставлены виселицы. Их грозные тени недвусмысленно напоминали многим из негодяев, заключенных в этих стенах, что для них выход наружу возможен лишь через петлю палача. Катриона боязливо продвигалась вслед за тюремным надзирателем через сырой кирпичный проход, изо всех сил стараясь, чтобы подол ее накидки, отделанный фестонами, не прикасался к пропитанной грязью соломенной подстилке пола. Она крепко прижимала к лицу носовой платок, радуясь, что предусмотрительно надушила кружевную ткань лавандовой водой. Цветочный запах помогал заглушать зловоние от немытых тел и другие невыносимые запахи, которые так шокировали ее.
Надзиратель внезапно остановился и повернулся к Катрионе. Зажатый в костлявой руке фонарь отбрасывал желтоватый свет на его перебитый нос и гнилые зубы. Голову неправильной формы покрывали редкие пучки слипшихся рыжих волос.
— Вы точно уверены, что хотите этого, мисс? Ньюгейт — не самое подходящее место для леди. Будь вы моей сестрой, я бы позаботился, чтобы вы лучше сидели дома перед камином, штопая мои чулки. И не разгуливали там, где полно содомитов и головорезов.
Катриона отвела от лица платок и нервно оглянулась, представив, как из темноты выскакивает содомит, решивший перерезать ей горло.
— Ценю ваше беспокойство, сэр. Но считаю своим христианским долгом отыскать моего заблудшего брата и дать ему хоть какое-нибудь утешение.
Тюремный надзиратель фыркнул.
— Как вам угодно, мисс. Но большинство этих мерзавцев утешение могут найти лишь на дне бутылки с джином или под юбкой у шлюхи.
Осуждающе покачивая головой, провожатый двинулся в глубь прохода. Он принялся насвистывать какую-то мелодию, которую трудно было разобрать по причине отсутствия зубов во рту. Тем не менее, Катриона охотно подхватила бы даже такую мелодию, если бы это помогло ей поддержать ускользающее мужество. Вскоре проход привел их в широкий коридор, с одной стороны которого виднелись железные решетки продолговатой общей камеры. Это большое помещение даже трудно было назвать камерой. Вероятно, размеры казались бы еще более впечатляющими, не будь там так многолюдно. Буквально все пространство занимала толпа людей диковинного и пестрого вида. Ничего подобного Катриона в жизни не встречала.
Одни лежали на деревянных скамейках, другие бессмысленно топтались, переходя с места на место, или попросту валялись на соломе, как животные на скотном дворе. Носовой платок, всю ночь пролежавший в лавандовой воде, был здесь бессилен заглушить невыносимую вонь.
Вдобавок ко всему ее появление вызвало громкое улюлюканье и свист. Девушка старалась смотреть прямо перед собой, делая вид, что ничего не слышит.
