Лиза Си - Влюбленная Пион
— Сегодня нефритовая дева надела одежду цвета нефрита, - сказала мне Ракита, дочь Второго дяди. Для нее, как и для всех нас, выбрали имя растения, но никто не звал ее так. Она имела несчастье родиться в неудачный день, когда звезда ракитника в небе была наиболее заметна. Это значило, что, за кого бы она ни вышла замуж, удача уйдет из его дома. У ее матери был мягкий характер, и потому Ракита была такой полной, как женщина, вышедшая из детородного возраста. Тети и в том числе моя мать, умоляли ее не есть так много. Они надеялись, что когда-нибудь она выйдет замуж и мы избавимся от угрозы несчастья, нависшей над нашим домом.
— Не думаю, что этот цвет подходит к цвету твоей кожи, — сладким голосом добавила Лотос, старшая дочь третьей тети. — Мне очень жаль, что приходится говорить такое нашей нефритовой деве.
Я продолжала улыбаться, но ее слова ранили меня. Мои отец часто называл меня нефритовой девой и говорил, что моим будущим мужем станет золотой юноша. Это значило, что наши семьи одинаково богаты и занимают одинаково высокий статус. Вдруг я поняла, что я вспоминаю о молодом человеке, которого встретила вчера вечером, и раздумываю о том, понравился бы он моему отцу. Мне не следовало этого делать.
— Кроме того, - с притворным сочувствием продолжила Лотос, - я слышала, что сияние золотого юноши немного потускнело. Не так ли, Пион?
Каждый раз, когда она говорила какую-нибудь гадость, я подыскивала достойный ответ. Мне нужно было дать ей отпор, или я выкажу свою слабость. Я постаралась. позабыть о незнакомце.
— Если бы мой муж был рожден в другое время, он бы стал ученым при дворе императора, как его отец. Но в наши дни мало кто решается выбрать эту дорогу. Папа говорит, что еще в детстве Жэнь поражал всех своими познаниями, — похвасталась я, стараясь говорить уверенно. — Он будет прекрасным мужем.
— Да, нашей сестричке остается надеяться на то, что у будущего мужа сильный характер, — заявила Ракита, обращаясь к Лотосу. — Ведь ее свекор умер. У Жэнь его второй сын, а значит, свекровь будет помыкать ею.
Это было подло.
— Отец моего мужа погиб, когда произошел Переворот, — возразила я. — А моя свекровь — почтенная вдова.
Я ждала, что еще они скажут. Казалось, им многое известно. Глава семьи У умер. Значит, они переживают тяжелые времена? Отец приготовил для меня солидное приданое: луга, шелкопрядильни, скот. Он давал за мной больше серебра, шелка и провизии, чем было принято, но брак, в котором у жены много денег, никто не назовет счастливым. Слишком часто мужья попадали под каблук, и люди подшучивали над ними и судачили о жестокости, злых языках и беспощадной ревности их жен. Неужели отец готовил для меня такое будущее? Почему я не могу влюбиться, как Линян?
— Не стоит кричать в небо о том, что тебя ждет идеальный брак, — с довольным видом сказала Ракита, — когда вся семья знает, что это вовсе не так.
Я вздохнула.
— Лучше съешь еще одну клецку, — сказала я, подталкивая тарелку к Раките.
Она украдкой взглянула на тот стол, где сидели наши матери, а затем подняла клецку палочками и целиком затолкала ее в рот. Мои сестры со злостью уставились на меня, и я ничего не могла с этим поделать. Они вместе вышивали, вместе обедали и сплетничали за моей спиной. Но у меня были свои способы борьбы с ними, хоть и безобидные. Например, я подсмеивалась над ними, показывая им свою красивую одежду. Конечно, я поступала по-детски. Но я озорничала лишь потому, что пыталась защитить себя и свои чувства. Я не понимала, что мы были одинаково несвободны, словно сверчки в лаковых коробочках из бамбука, которые, по поверью, приносят удачу.
Все остальное время за завтраком я молчала. Сестры игнорировали меня со всей суровостью, на которую способны молодые девушки. Я надеялась, что их злоба не затронет меня. Но, конечно, это было невозможно, и вдруг на меня обрушились тяжелые мысли о моих собственных недостатках. В каком-то смысле я принесла семье еще больше разочарования, чем Ракита. Я родилась через пять лет после Переворота, и не в самое подходящее время — в седьмом месяце, четыре недели которого отведены для праздника Голодных Духов*. Кроме того, я родилась девочкой — это большое разочарование для любой семьи, но особенно для нашей, потому что мы понесли большие потери, когда династия Мин лишилась власти. Мой отец был старшим сыном, и все ждали, что у него тоже родится сын, который когда-нибудь станет во главе семьи, будет проводить ритуалы в зале с поминальными дощечками, приносить жертвы давно умершим родственникам, чтобы наш дом не покидали счастье и удача. Однако у него родилась одна-единственная бесполезная дочь. Что, если мои сестры правы и в наказание на роль моего мужа выбрали какого-нибудь незначительного человека?
Я посмотрела на противоположный край стола и увидела, что Ракита шепчет что-то на ухо Лотосу. Они взглянули на меня и прикрыли рты руками, чтобы спрятать ухмылки. Но внезапно все мои сомнения улетучились, и в глубине души я поблагодарила своих кузин. Я хранила такой большой секрет, что если бы они о нем узнали, то от зависти и ревности рассыпались бы на кусочки.
После завтрака мы перешли в зал Цветущего Лотоса, где мама объявила, что вскоре незамужние девушки будут соревноваться в игре на цитре. Когда пришла моя очередь, я взошла на помост, где раньше сидели другие девушки, и повернулась лицом к собравшимся. Играла я ужасно: то и дело забывала о том, что держу пальцы на струнах, потому что постоянно думала о молодом человеке, которого встретила вчера вечером. Мое выступление подошло к концу, и мама отослала меня прочь, предложив прогуляться в саду.
Ах, я была рада покинуть женские покои! Я поспешила по коридору к библиотеке моего отца. Девять поколений мужчин в моей семье были императорскими учеными. Они достигли высшего уровня цзиньши*. Во времена династии Мин папа был заместителем министра, отвечавшего за производство шелка. Но когда разразилась буря, отец вернулся домой. Ему было противно думать о том, что он должен служить новому императору. Он занимался тем, что пристало каждому благородному человеку: собирал библиотеку, писал стихи, играл в шахматы, наслаждался чаем, зажигал благовония, коллекционировал камни, антиквариат, книги, а теперь заинтересовался постановкой оперы. Можно сказать, что во многом он, как и многие мужчины в то время, принял женский образ мыслей, поощрявший самосозерцание. Для него не было ничего приятнее, чем читать свиток, будучи окруженным облаками благовонного дыма, или попивать чай, играя в шахматы с любимой наложницей.
Папа продолжал хранить верность династии Мин. Но он должен был подчиняться общепринятым правилам. Ему не нужно было работать в правительстве, но он был вынужден брить лоб и носить косу в знак покорности императору династии Цин. Он объяснял свое решение таким образом: «Мужчины не похожи на женщин. Нам приходится действовать там, где нас видят люди. Под страхом казни мы должны делать то, что приказывают маньчжуры. Что будет с нашей семьей, домом, крестьянами и слугами, если меня лишат жизни? Мы и так перенесли немало страданий».