Виктория Джоунс - Странное наследство
— Папа, папа, перестань изображать из себя бандита! — Оливия с сожалением смотрит на отца и устало улыбается. Ей немного жаль постаревшего «дядю Фрэнка». В нем уже не оставалось прежней удали и уверенности, которые так восхищали ее когда-то. — Тебя здесь очень любят, и совершенно никто не боится! Ты здесь, конечно, хозяин, но все-таки не во всем. И, пожалуйста, не повторяй, дорогой папочка, бабушкиных ошибок. Конечно, если ты хочешь мне и своим внукам счастья?.. Неужели ты все забыл и не вынес из отношений с бабушкой никаких уроков? — и Оливия отправляется на кухню, откуда разносится по дому аромат сбежавшего кофе. — Как хорошо дома!.. — неожиданно громко говорит она, словно пытаясь убедить себя в чем-то или вступая в спор с собой, прежней, глупой, нелогичной и наивной девчонкой: — Папочка, дорогой, ты не представляешь, как здорово, что есть на свете дом, затерянный в горах, и ты знаешь, что тебя там всегда с нетерпением кто-то ждет… Пусть даже это всего лишь мои любимые пеструшки и Бебидейзи!.. Но я и не предполагала, что меня ждет такая огромная радость. В доме ожидал меня ты! Если бы я знала об этом, то путь от Райфла показался бы мне намного короче!
— Оливия, дитя мое, похоже, ты хочешь заняться разведением лошадей?.. Никогда не представлял себе, что моя кроха, моя козявочка, когда-нибудь превратится в леди ранчьерос!
— Еще не превратилась, папа! До этого еще слишком далеко. И многому предстоит учиться! — услышав тяжелые шаги на крыльце, Оливия поспешила открыть дверь: — Сюда, Рони Уолкотт, дорогой! Осторожнее!
Она склонилась к беспомощному Берни Дугласу, которого Рони положил на мягкую перину, и бережно накрыла его бабушкиным пуховым одеялом. Больной что-то побормотал, приоткрыл глаза, обвел бессмысленным взглядом ярко освещенную несколькими лампами комнату и снова впал в забытье, так и не узнав никого.
— Ты видишь, папа, Берни Дуглас болен. Так что твоя беседа с ним откладывается на неопределенный срок. Понятно?.. Да и нужна ли она? Ведь у меня будет от Берни ребенок! И этот ребенок зачат в любви, папочка! Возможно, такой же большой и сильной, какую довелось узнать тебе и моей любимой мамочке! И не пройдет года, как ты сделаешься дедом!
За кухонным окном раздалось призывное мычание Дейзи. Оливия схватила ведерко, стоящее на полке стеллажа, и выскочила на крыльцо. Следом за ней заспешила мисс Сара:
— Мисс Оливия, мисс Оливия, можно, я подою Дейзи? Я умею! Умею! — и в подтверждение своих слов, она кинулась мыть руки: — Полотенце, есть в доме чистое полотенце?
— Не суетитесь, мисс Сара! В этом доме есть все, что необходимо для жизни… Дейзи, милая, познакомься, это — мисс Сара Томсон! — нежно втолковывает она корове, поглаживая ее по пестрому боку. — Слушайся мисс Сару, Дейзи!
— Угощайся, Дейзи! — негритянка протянула корове кусок черствой лепешки. Та с недоверием покосилась на чернокожую женщину, но затем лепешку взяла и уже не противилась тому, что именно Сара принялась ее доить. — А вы идите к мистеру Дугласу, мисс Оливия, Идите! Я справляюсь!
— Вижу, что справитесь, мисс Сара! Спасибо, дорогая!
— У вас хорошее хозяйство, мисс Оливия! Вы сами все здесь налаживали?
— Налаживали, когда я еще не была здесь хозяйкой! Миссис Лиззи Мартин помогала. И Мэган… Мэган теперь в монастыре. Ее муж умер во время эпидемии, вот она и постриглась в монахини! Ну, я пошла к Берни, мисс Сара!.. Надо еще сказать Рони, чтобы помог устроить вам в угловой комнате пару топчанов!
— А Рони, правда, ваш брат, мисс Оливия?
— О! — вздохнула девушка, оглядываясь и улыбаясь немного печально. — Мне уже не раз задавали этот вопрос!.. Да, Рони мой двоюродный брат со стороны отца!
Оливия понимала, что пора возвращаться к Берни, умыть его и переодеть, но ее внезапно неодолимо потянуло к загонам. Туда, где оставались матки с жеребятами-сосунками. Странно, но ей неодолимо захотелось взглянуть на них. И, остановившись на миг, Оливия повернулась и пошла по тропинке, заросшей по обочинам широколиственным подорожником. В низинах и тенистых местах роса матово светилась жемчужным сиянием.
В дальнем загоне откуда-то появились новые лошади. Оливия свистнула, и они весело побежали по кругу, взбрыкивая и довольно фыркая.
— Откуда вы здесь, дикари!
Оливия остановилась и протянула ладонь. Первой подошла гнедая кобыла, она обнюхала ее пустую ладошку, разочарованно глянула в лицо и дохнула мягким теплом. Вороной жеребенок пугливо переминался в стороне, перебирал длинными стройными ножками в белых чулочках до колен, кивал лобастой головой с белой звездой между влажными и глубокими лиловыми глазами. Устремив в любопытстве длинную красивую шею в сторону Оливии, он втягивал незнакомые запахи широкими подвижными ноздрями.
— Блэк! Блэк! — тихо и нежно поманила Оливия жеребенка. Но он по-прежнему стоял в стороне, то внезапно взбрыкивая, то вновь неподвижно замирая, словно желая показать себя хозяйке со всех сторон. — Иди ко мне, Кроха! Иди сюда!
— Он тебе нравится, Оливия?.. — Рони Уолкотт остановился рядом и, облокотившись на свежие жерди, протянул жеребенку ломоть черствого хлеба.
— Очень! Видишь, какой он красивый?! Просто прелесть!
— Да, совершенно необычная масть!
Жеребенок осторожно приближался — боком, боком. Потом рванулся вперед одним стремительным движением, выхватил хлеб из руки охотника. И так же стремительно умчался прочь. Лишь раздувался на ветру его блестящий шелковистый хвост.
— Похоже, его привела сама мать! Странно! — Оливия задумчиво смотрит вдаль на горы и густой сосновый лес, покрывающий их от подножья до самых макушек.
— Все понятно! — объясняет Рони. — В горах полно опасностей, а в душах мустангов еще жива привязанность к человеку!.. Человек не только пользуется силой лошадей, но и защищает от хищников, бескормицы и прочих превратностей природы.
— Оливия! Оливия! — прокричал с высокого крыльца Фрэнк Смитт. — Оливия, иди домой! Берни зовет тебя! Берни зовет тебя! Иди скорее!
— Скорей!.. корей!.. рей!.. — передразнило горное эхо. Точно так же, помнится, оно передразнивало Оливию, когда та поссорилась с Рони Уолкоттом.
— Иду! Иду! Иду! — отозвалась Оливия и торопливо зашагала к дому. А потом и вовсе побежала по узкой тропинке, протоптанной в густой траве альпийского луга.
Берни Дуглас снова стоял перед подвесным мостом. И снова мост раскачивался над пропастью. Почти истлевшие веревки еле удерживали дощечки, привязанные к толстым прожилинам. Приходилось ступать очень осторожно, пробуя ногой каждую плашку, проверяя крепость каждого веревочного узла. Берни шагал скользящим индейским шагом, с опаской продвигая вперед ступню за ступней…
