Дина Джеймс - Любимый плут
– Джоко, – простонала она. – Джоко!
Как тонко он чувствует ее тело, угадывая ее желания, успела подумать Мария.
– Все хорошо, любовь моя.
– Но я не могу…
– Можешь, любовь моя, можешь. Задрожав от возбуждения, Мария почувствовала боль наслаждения и волны экстаза, поднимающиеся из самого низа се живота, из точки, жаждущей слиться с ним, которой мешала их одежда.
Она прижалась к нему еще теснее, а Джоко непроизвольно раздвинул бедра.
Ей этого хватило, чтобы зайтись в экстазе, вскрикнуть и приподняться, схватившись руками за его плечи, затем выгнуться дугой, прижимая сосок к его губам.
Джоко сделал два шага и растянулся с ней на постели. Он так крепко прижался к Марии, словно пытался слиться с ней всем телом. Его рот нашел ее губы, но она отвернула голову:
– Иди ко мне, – прохрипела она. – Сейчас. Одной рукой он нащупал пуговицы и потянул их из петлей, но потерял терпение, не расстегнув их даже наполовину. Нижнее белье все еще разделяло его с Марией, но ее руки проскользнули между их телами. С исказившимся от страсти лицом она рванула белье на себе.
– Сейчас, – снова сказала она. – Сейчас. Он на всю возможную глубину вошел в нее. Она потянулась ему навстречу, потащила внутрь, лаская и направляя его.
– Рия!
– Да, Джоко, да, мой сладкий.
Он заставил ее обезуметь от наслаждения, он увлекал ее за собой все дальше и дальше, пока она смеялась и плакала, вцепившись ногтями в его плечи.
– Рия! – позвал он.
– Да-а-а.
Бешеный ветер свистел у них в ушах. Кровать под ними тряслась и скрипела, словно судно в шторм. Они взорвались вместе, превратившись во вспышку света.
Никто из них не попытался повторить это. Джоко соскользнул с нее набок, она прижалась к нему, и они заснули.
Клариса, леди Монтегю, поперхнулась утренним чаем. Чашка задрожала на ее блюдечке, а затем опрокинулась, когда она развернула газету, чтобы посмотреть новости.
На льняной скатерти образовалось пятно. Дочери Кларисы, Бетани и Джульетта, вздохнули и осуждающе взглянули на свою мать. Та даже не заметила случившегося. Напротив, ее лицо выглядело странно.
Она во второй раз прочитала заметку. Слезы выступили на ее глазах и потекли по щекам.
– Мама, – неуверенно сказала Бетани.
Она взглянула на дочь расширенными от потрясения глазами:
– Да?
– С тобой все в порядке? Та глубоко вздохнула:
– Мне кажется, что произошла какая-то ошибка, но я должна послать телеграмму. Прошу вас извинить меня. Продолжайте завтракать, а я должна послать телеграмму.
– Ты уже один раз сказала это, мама, – насторожилась Джульетта.
– Что? – леди Клариса встала из-за стола. – Продолжайте завтракать, мои дорогие.
Служанка принесла на подносе копченую селедку и яйца всмятку, но леди Клариса даже не поняла, что еще не поела. Нетвердой походкой она пошла к двери, на ходу снова перечитывая газету.
– Мадам? – вежливо сказала служанка. – Вам чем-нибудь помочь?
Клариса с отсутствующим видом взглянула на нее, на ощупь открывая дверь.
Лакей поклонился и ушел, чтобы отнести телеграмму на железнодорожную станцию. Леди Клариса опустилась на диван рядом с окном. В окно лились лучи яркого золотого солнца. Почки на деревьях в саду начинали распускаться, на открытых прогалинах сквозь черную почву пробивались первые ростки травы. Клариса снова уставилась на проклятый черный заголовок:
НАСЛЕДНИК РАЗБИЛСЯ НАСМЕРТЬ
Вильям Т. Стид
В притоне зла, где пэры насилуют девушек для своего удовольствия, Джордж Монтегю, красивый молодой человек, единственный сын лорда Теренса Монтегю, кавалера ордена Подвязки, члена парламента, нашел свою трагическую смерть.
Репортер оказался на месте действия несколько минут спустя после того, как несчастный молодой человек свалился с крыши известного борделя, носящего выразительное название «Лордс Дрим». Он повис на ограде, обносящей это заведение, и его тело было пронзено не менее чем тремя железными пиками. Ох, лучше бы пики удержали его от посещения этого притона беззакония, чем поймали во время падения.
Там было и продолжение, но Клариса не могла заставить себя прочитать его. Джордж, добрый, хороший Джордж. Ее пасынок и даже больше, чем пасынок – ее друг. Старший брат ее дорогих дочек. Она прижала к глазам носовой платок и заплакала. Она не знала, как сказать об этом Бетани и Джульетте. Ее горе было слишком сильным. Лучше будет подождать, пока не вернется их отец.
– Теренс, – прошептала она. – Ох, бедный Теренс.
Клариса оглянулась вокруг, не замечая красоты дня, и приняла твердое решение. Она должна поехать к своему мужу. Место жены в скорбное время – быть рядом с мужем.
Спрятав носовой платок в рукав, она позвонила экономке и отдала распоряжение, чтобы та собрала ее в дорогу.
– Я никогда не представляла, что это бывает так.
Мария любовно провела рукой по плечам Джоко, и он вздохнул от удовольствия. Ее пальцы легким касанием погладили внутреннюю поверхность его руки, где кожа была гладкой, как нежнейший шелк. Они разыскали золотой пушок на его подмышке, мягкий и кудрявый, как и волосы на его голове. Без всякой стыдливости она прижалась щекой к плечу Джоко и пощекотала его.
Он что-то буркнул и поджал плечо, притворяясь, что испугался щекотки. Мария легонько куснула его за кожу:
– Я укушу тебя.
Усмехнувшись, Джоко повернулся набок и, поймав ее за руки, притянул к себе так, что она оказалась на нем сверху, и обнял:
– Не кусайся.
– Ну, может быть, я и не укушу тебя, – Мария передвинула свои бедра в позицию поудобнее.
– Осторожнее, – предупредил Джоко.
– Мне незачем быть осторожной, – пробормотала она. – Я люблю тебя и никогда не сделаю тебе больно.
Он поцеловал ее нежным и долгим поцелуем:
– Я и не представлял, что это бывает так.
– Мы снова и снова будем этим заниматься. Джоко поцеловал ее снова и перевернул так, что она оказалась на спине рядом с ним. После этого он сел:
– По-моему, нам пора одеваться. Я отведу тебя к сестре.
Мария тоже села:
– Боже, я совсем забыла про Мелиссу. Я не могу поверить в это. Сестра так дорога мне, а я могу думать только о тебе.
– Лорда Монтегю нет дома, мадам. Клариса в досаде закусила губу. В резиденции «Брук Мьюз» ничто не напоминало о трауре, кроме черного банта на дверном молоточке и черной повязки на рукаве дворецкого.
– Когда он вернется, Паттерсон? Холодный, ничего не выражающий взгляд дворецкого был устремлен за ее спину:
– Не могу сказать, мадам.
– Я, пожалуй, поговорю с его камердинером. Мускулы на шее дворецкого напряглись, словно он хотел что-то сказать, но не мог себя заставить.
