Сьюзен Грейс - Леди-судьба
После ужина она уселась в кресле напротив Джеффри и принялась ему читать из шекспировского «Сна в летнюю ночь». Когда она стала говорить за героев пьесы разными голосами, Джеффри развеселился и долго смеялся. Кэтрин, закончив второй акт, стала прохаживаться по комнате.
– Но еще больше мне нравится у Шекспира «Комедия ошибок», – сказала Кэтрин. – Это история о мальчиках-близнецах, которых разлучили в детстве. Если хочешь, я почитаю ее тебе завтра, папа.
Джеффри покачал головой и поморщился.
– А, понимаю, – улыбнулась Кэтрин. – Две комедии подряд – это действительно неправильно. Хорошо, тогда попробуем «Юлия Цезаря», но мне будет чертовски трудно говорить на разные лады мужскими голосами.
Герцог счастливо улыбнулся.
Послышался стук в дверь – это оказалась Люси.
– Виктория, если ты решила остаться на всю ночь возле отца, почему бы тебе не лечь в гостиной? – сказала она. – Ты можешь постелить себе на диване и оставить дверь открытой. Вот ключ. Туда никто не заходил с тех пор, как ты уехала из дома – тогда, в ноябре.
Люси протянула Кэтрин ключ и улыбнулась Джеффри:
– Доброй ночи, ваша светлость. Доброй ночи, Виктория.
Она помахала рукой и скрылась.
Кэтрин заперла дверь на ключ и посмотрела на дверь, ведущую из спальни в примыкающую к ней гостиную. Затем пожала плечами и снова села напротив Джеффри. Взяла в правую руку томик Шекспира, продолжая держать в левой ключ, который дала ей Люси.
– Папа, – сказала она, – ты не мог бы положить куда-нибудь к себе этот ключ? У меня на платье нет карманов.
И она протянула герцогу раскрытую левую руку с лежащим на ней ключом.
Джеффри взял ключ и увидел шрам на ладони Кэтрин. Пристально всмотревшись, он поднял взгляд к лицу Кэтрин. Глаза его наполнились слезами, и Кэтрин увидела, как складываются губы Джеффри, пытаясь произнести какое-то слово. Затем послышался его низкий надтреснутый голос:
– Кэт-трин.
Ей показалось, что она ослышалась.
– Что ты сказал? – переспросила Кэтрин.
Джеффри повторил, на этот раз уже более уверенно и ровно:
– Кэтрин.
– Кто тебе сказал, что меня зовут Кэтрин? – настороженно спросила она.
Джеффри повторил, не сводя глаз со шрама на ее ладони:
– Кэтрин. Моя Кэтрин.
– Твоя Кэтрин? – недоуменно переспросила она. – Не понимаю, что ты этим хочешь сказать.
Джеффри протянул ей ключ и указал на дверь, ведущую в гостиную
– Гостиная? Ты хочешь, чтобы я прошла в гостиную? – спросила Кэтрин. Он потряс головой, указал на Кэтрин, на себя и на дверь. – А, ты хочешь, чтобы я пошла туда вместе с тобой.
– Д-да, – кивнул Джеффри.
– Ничего не понимаю, но если тебе так хочется…
Кэтрин вручила Джеффри зажженный канделябр и покатила его кресло к двери гостиной. Когда она отперла и открыла дверь гостиной, из нее дохнуло холодом нежилого помещения.
– Как бы нам здесь не замерзнуть, – сказала Кэтрин. – Может быть, вернемся назад?
Взгляд Джеффри стал таким умоляющим, что Кэтрин сдалась и вкатила кресло в темную комнату. Она взяла из рук Джеффри канделябр и от него зажгла все свечи.
Она подкатила кресло к дивану, и вдруг раздался голос Джеффри:
– Т-там. С-смотри там, – он указал рукой на большую, прикрытую холстом картину, прислоненную к стене.
Кэтрин взяла в руку канделябр, откинула холст и присела, чтобы лучше рассмотреть картину. На ней была изображена молодая женщина с двумя девочками-близнецами на руках.
– Если бы ее глаза были не голубыми, а зелеными, мы были бы похожи с ней как две капли воды. Это твоя жена, Евангелина?
Джеффри кивнул, поднял руку, указывая на картину, и сказал:
– Моя Кэтрин.
Она поднесла канделябр ближе к холсту и принялась рассматривать прелестных зеленоглазых девочек с льняными волосами. Потом Кэтрин увидела нарисованные на их тонких шейках золотые цепочки с золотым кулоном-сердечком и едва не выронила канделябр.
– У меня есть точно такой же кулон, – сказала она, обращаясь к Джеффри, а затем присмотрелась к буквам, видневшимся на кулонах, и на одном из них увидела К, а на втором В и спросила: – Это Виктория?
– Да, – ответил Джеффри.
Кэтрин поставила канделябр на пол, обернулась к Джеффри и беспомощно сказала сквозь застилавшие глаза слезы:
– Я ничего не понимаю.
– Моя Кэтрин, – снова повторил Джеффри, притрагиваясь пальцами к ее щеке. – Ты – моя Кэтрин.
– Папа? – напряженным шепотом спросила она. – Ты – мой папа?
Джеффри кивнул, и слезы хлынули по его лицу. Она припала головой к его груди и тоже разрыдалась.
Внезапно Кэтрин поняла, что все происходящее – правда, и что Джеффри – ее настоящий отец, и что сама она после долгих лет скитаний наконец оказалась в родном доме.
Кэтрин поцеловала Джеффри и сказала:
– Я люблю тебя, папа.
– И я люблю тебя, – более уверенным, чем прежде, голосом сказал Джеффри, целуя Кэтрин в лоб. – Добро пожаловать домой, моя девочка.
После того как схлынула первая волна возбуждения и высохли первые слезы, Кэтрин спросила, не сводя глаз с улыбающегося лица Джеффри:
– Но если я – твоя дочь, то почему я оказалась в Ирландии?
Джеффри взял со стола, возле которого стояло его кресло, изящную деревянную шкатулку и протянул ее Кэтрин.
– Это мне, папа? – спросила она, приподняв крышку и увидев под ней сложенный лист бумаги.
– Да, – кивнул он. – От м-мамы.
Кэтрин осторожно развернула дрожащими пальцами хрупкий бумажный лист и прочитала верхнюю строчку – «Дорогая Кэтрин…».
Джеффри прижал ее к себе и не отпускал до тех пор, пока она вслух не дочитала письмо матери до самого конца. Потом они оба надолго замолчали, и наконец Кэтрин заговорила:
– Я всегда чувствовала, что в моей жизни что-то потеряно, что-то не так. Вокруг меня были любящие, заботливые люди, но мне все равно чего-то не хватало. Я искала утешение в учебе и тренировках, но мир в моей душе так и не воцарился. Теперь я знаю, чего не хватало мне все эти годы – мамы, Виктории и тебя, папа. – Джеффри внимательно слушал и все гладил ее по волосам. – С самого раннего детства я видела странные сны. В них я жила в большом красивом доме, и у меня были изумительные платья и великолепный жеребец… Скажи, папа, Виктория никогда не падала с огромного черного жеребца и не ломала себе ногу?
Джеффри утвердительно кивнул, и Кэтрин пришла в восторг.
– Папа, все это я видела во сне! Я словно сама была Викторией! А наутро я не могла ступить на ту ногу, которую повредила во сне. Она сильно болела, все прошло только через пару недель. И позже я часто видела сны про свою сестру. Потому-то мне все так знакомо в этом доме, особенно комната Виктории. Ведь все эти годы у нас с Викторией сохранялась таинственная связь друг с другом, несмотря на то что мы жили врозь. Скажи, Виктория знает что-нибудь обо мне?
