Евгения Марлитт - Имперская графиня Гизела
Госпожа фон Гербек так же стояла теперь на страже, и так энергически шла рядом с молодой девушкой, словно исполняла обязанности жандарма. Маленькая толстуха до сих пор не могла прийти в себя от изумления «неприличной, ничем не мотивированной выходкой» Гизелы во время рассказа португальца: она утверждала, что еще теперь она дрожит всеми членами, неоднократно жалобным тоном заверяя его превосходительство, что ничего так не желает, как быть в эту минуту в милом, тихом Грейнсфельде, где по крайней мере «раз совершенный, но ничем уже неизгладимый скандал» можно скрыть за четырьмя стенами.
Глава 29
Общество двинулось в путь. Его превосходительство шел с Гизелой вслед за князем, пригласившим идти с собой рядом португальца.
Кто знал его светлость, тот очень хорошо мог видеть, что несмотря на отличное самообладание, несмотря на обыденную, почти бессодержательную болтовню, с которой князь обратился к Оливейре, он был в сильном волнении. Походка его резко изменилась в сравнении с обычным строго соразмерным шагом, видимо, он желал скорее достичь Белого замка. В молчании следовали за ним гости.
Впрочем, была самая пора искать себе убежище под кровлей замка. Порывы ветра стали быстро следовать один за другим с возрастающей силой; небо мрачной массой нависло над освещенным иллюминацией лугом, шум воды сливался с шумом листьев и становился все грознее и грознее. Все начали боязливо жаться друг к другу, завертываясь плотнее в раздувающиеся от ветра накидки. Факелы один за другим стали гаснуть, так что все общество почти впотьмах достигло замка.
— Однако гроза, кажется, пронеслась мимо, — вскричал министр в дверях, оборачиваясь назад и глядя в темноту. — Дождя нет более ни капли — тучи ушли по направлении к А. Мы могли бы и остаться в лесу! Я уверен, что в десять минут все окончится!.. Карету графини Штурм! — приказал он одному из лакеев.
— Не благоугодно ли будет вашей светлости сегодня отпустить мою дочь? — обратился он к князю, который только что хотел подняться по лестнице. — Она не танцует, и мне было бы очень приятно знать, что после столь многих и разнообразных волнений и впечатлений сегодняшнего вечера она находится в своем тихом уединении.
— Но вы не намерены, надеюсь, отправлять графиню в такую погоду? — вскричал князь с изумлением и в то же время как-то смиренно-спокойно.
Он остановился на нижних ступенях лестницы, но не взглянул на Гизелу, которая стояла близ него.
— Я могу уверить вашу светлость, что прежде чем карета выедет отсюда, над нами будет прекраснейшее звездное небо, — прибавил министр, улыбаясь.
— Не боязнь непогоды удерживает меня, — проговорила Гизела спокойно, подходя ближе к князю. — Я очень охотно немедленно бы оставила Белый замок; но я должна просить вашу светлость оказать мне одну милость — сегодня же дать мне возможность увидеться с вами, хотя бы на несколько минут.
— Что тебе вздумалось? — вскричал министр сиплым голосом. — Ваша светлость, эта важная просьба моей дочери, без сомнения, касается ее кукол — или нет, ведь она в последнее время очень развилась; вероятно, он хочет говорить о своих бедных. Не так ли, дитя? Но ты выбрала минуту неудобную и если бы не мое долготерпение ввиду твоей неопытности — я рассердился бы не на шутку… Госпожа фон Гербек, неужели графине нечем покрыть головы, кроме этой круглой шляпы?
— Вот мой башлык, душечка, — поспешно сказала прекрасная баронесса.
Она сняла с себя блестящий белый башлык и хотела накинуть его на голову падчерицы.
— Еще раз прошу вас о той же милости, — сказала Гизела князю, легким движением руки отклоняя непрошенную любезность мачехи. — По пустякам я не стала бы беспокоить вашу светлость.
Князь окинул взглядом лица окружающих его придворных.
— Хорошо, — проговорил он быстро, — оставайтесь, графиня, я, во всяком случае, буду еще говорить с вами, хотя и не сей час; я должен на несколько минут удалиться.
— Ваша светлость!.. — вскричал министр задыхающимся голосом.
— Оставьте, мой милый Флери, — перебил его князь, — не станем противоречить нашей маленькой просительнице… Итак, желаю вам повеселиться! — обратился он слишком живо к другим гостям. — Я не замедлю снова появиться среди вас… Слышите ли, музыка уже зовет!
Он знаком, совершенно непринужденным, пригласил министра следовать за ним, вместе с португальцем поднимаясь по лестнице.
В залах было светло, как днем; блестящий полонез заглушил первые раздавшиеся вдали раскаты грома, и лица, только что с такой боязнью и в таком молчании шедшие по дороге среди ночи, весело болтая, с неподражаемой элегантностью начали порхать в своих тщательно оберегаемых туалетах по зеркальному паркету.
Гизела не осталась в бальном зале, она ушла в комнату, примыкавшую к домовой капелле, довольно отдаленную от прочих покоев.
Баронесса Флери и госпожа фон Гербек отправились за молодой графиней. Обе они употребили все свои усилия, чтобы узнать, о чем она хотела говорить с князем. Но так как ни просьбы, ни угрозы не тронули непокорную падчерицу и не заставили ее, согласно желанию министра, возвратиться в Грейнсфельд, ее превосходительство, пожав плечами, оставила комнату.
Госпожа фон Гербек, глубоко вздыхая, уселась в кресло; молодая графиня принялась спокойно ходить по комнате, останавливаясь по временам у двери, из которой видна была лестница, ведущая в верхний этаж, в покои их превосходительств, — князь был там и на своем обратном пути в бальную залу должен был спуститься по ней.
Поднявшись в верхний этаж с двумя своими спутниками, его светлость достиг салона с фиолетовыми плюшевыми занавесами и запер за собой дверь, которая вела в длинную анфиладу комнат. В зеленой комнате, смежной с салоном и отделявшейся от него портьерой, разливался бледный матовый свет из висевшей на потолке лампы, освещая зеленый фон обоев, неясные очертания морских богинь и как бы выступающий из рамы чудный образ графини Фельдерн.
Князь остановился среди комнаты и поспешно вынул из кармана документ. Теперь уже он не маскировал своего волнения. Вскрыв бумагу, он прочел задыхающимся голосом: «Генрих, принц А. — Ганс фон Цвейфлинген, Вольф фон Эшенбах».
— Нет сомнения! — вскричал князь, — Эшенбах собственноручно передал вам это завещание, господин фон Оливейра?
— Прежде всего я должен сообщить вашей светлости, что я немец, — сказал португалец спокойно. — Мое имя Бертольд Эргардт — я второй сын бывшего смотрителя завода в Нейнфельде.
— Ха, ха, ха! — вскричал с торжеством министр. — Я как будто знал, что вся эта история кончится подобной развязкой… Ваша светлость, мы имеем в государстве снова самого отъявленного демагога — двенадцать лет тому назад он спасся бегством от кары закона!
