Элейн Барбьери - Плененные любовью
Аманда старательно чинила старое одеяло, а ее сын крепко спал рядом. В эти минуты тишины и покоя она хотела посидеть одна и не спеша все обдумать, попытаться разобраться в своих чувствах и, может быть, обрести наконец уверенность в себе, покинувшую ее в последние недели. Долгими зимними ночами она пыталась определить свое будущее. Через месяц первая колонна индейских воинов должна была отправиться в поход — и она уйдет с ними. Решение принято всем семейством, хотя и с неохотой и без радости. Саскахокус молча выслушал ее отказ, однако все еще продолжал приносить Нинчич часть своей добычи, и блеск в его глазах, обращенных на Аманду, слишком ясно говорил о том, что надежда по-прежнему живет в сердце молодого воина. В эти минуты, сидя в одиночестве в вигваме и разглядывая лицо спящего сына, Аманда не в силах была справиться с сомнениями и тревогой. Ей не удалось укрыться от людей и посвятить остаток Жизни исключительно своему сыну, на что она надеялась, возвращаясь к абнаки. И теперь ей ничего не оставалось, как попытаться вернуться в прежнюю жизнь — вот только неизвестно, удастся это сделать или нет. Пока она была уверена лишь в одном — отряд абнаки поможет им с сыном дойти до форта Карильон. А там ей самой придется искать способ вернуться в форт Эдуард. Как это случалось часто, в минуты слабости и сомнений перед глазами всплыл знакомый образ светловолосого великана, и Аманда разозлилась на себя за упорные воспоминания об Адаме и встряхнула головой, чтобы избавиться от ненужных мыслей. Она сама отослала его прочь. Она приняла правильное решение. Он заслужил такую женщину, которую мог бы считать только своей и которую не преследуют призраки убитой любви. Он заслужил чистую, невинную женщину, а не изнасилованную, обесчещенную жертву чужой похоти. Да-да, она поступила совершенно правильно.
Тем временем одеяло было приведено в порядок, и Аманда не спеша выпрямила затекшую спину и захотела выглянуть из вигвама, как вдруг услышала у входа чьи-то шаги. В следующий миг она испуганно охнула: перед ней наяву предстал тот, о ком она только что думала, и потрясенная Аманда чуть не упала без чувств.
— Привет, Аманда, — промолвило видение вполне человеческим, знакомым до боли голосом, доказывая свою реальность, и Аманду захватила огромная, невероятная радость, В восторге она кинулась вперед и припала к горячей знакомой груди.
— Адам, Адам, как я по тебе скучала! — И в тот же миг она осознала простую правду своих слов.
А Адам, обезумев от счастья, прижимал ее к себе и все еще не верил в столь удачный исход — ведь всю дорогу он только и делал, что готовился стойко выслушать новую отповедь за то, что посмел не подчиниться ее приказу. Сначала он еще пытался сдерживаться из опасения, что снова выдаст себя и слишком откровенное возбуждение и желание могут отпугнуть доверчиво приникшую к нему Аманду. Он и сам не заметил, как сжал ее крепко и зашептал:
— Всю дорогу я так и этак прикидывал, как бы объяснить свое возвращение, чтобы ты не разозлилась, хотя правда заключается в том, что я просто больше не мог оставаться без тебя. Я должен был во что бы то ни стало вернуться и забрать тебя с собой. Аманда, пожалуйста, поедем со мной! Я…
— С тех пор, как ты уехал, Адам, многое успело измениться, — сказала она, думая только о том, как бы поскорее все объяснить, но он вдруг напрягся всем телом и тревожно заглянул ей в лицо.
— Что это значит? — резко спросил он.
— Лишь то, что я поняла наконец: мне не найти здесь убежище от жизни, как я мечтала. Из этого ничего не вышло. И я решила вернуться в форт и постараться устроиться там, чтобы жить только для Джонатана и для себя.
Адам подумал что Аманда чего-то недоговаривает, но не пожелал тратить время на расспросы. Лучше уж он сперва увезет ее отсюда подальше, пока она снова не передумала, а там…
— Ну что ж, тогда собирайся, Аманда, — промолвил он, ласково пожимая ей руки. — Мы сегодня же отправимся назад.
Она открыла было рот, чтобы ответить, но внезапно у входа загремел разъяренный гортанный голос:
— Она никуда с тобой не поедет! Аманда должна стать моей женой! Я заботился о ней и опекал ее с того самого дня, как она вернулась в деревню! — И Саскахокус добавил, угрожающе понизив голос: — А ты не смей к ней прикасаться!
Своим грозным криком абнаки добился совершенно не того, чего ожидал, так как хотя Адам и отпустил Аманду, он в тот же миг заслонил ее собой и оказался лицом к лицу с Саскахокусом, не скрывая своих намерений. Огромные руки сжались в кулаки, а лицо стало напряженным и грозным.
Аманда в ужасе уставилась на разъяренного Саскахокуса, не узнавая в нем того милого и приветливого юношу, с которым чуть не подружилась зимой. Сердце ее тоскливо сжалось, как от потери близкого человека, но сейчас было не до этого — она поспешила встать между двумя мужчинами и заговорила как можно решительнее:
— Саскахокус, мой добрый друг. Ты всегда был щедрым и чутким. Я приношу тебе свою благодарность и прошу простить меня, ибо ты достойный и честный мужчина. Но я должна вернуться к своему племени. И прошу принять мое решение.
— Ты никуда не уйдешь с этим человеком.
— Адам — мой друг. Именно он привез меня сюда, чтобы я могла оплакать мужа и пережить свою скорбь. И будет правильно и справедливо, если именно с ним я вернусь к своему народу. Но ты должен знать, Саскахокус, что часть моей души по-прежнему останется в вашем племени, с моими близкими и друзьями, и что благодаря моему сыну между нами возникли кровные, неразрывные узы. Я еще раз прошу тебя позволить нам уехать с миром.
В течение долгих, тревожных минут на выразительном простодушном лице Саскахокуса отражалась терзавшая его душевная борьба. Но вот смятенный взгляд прояснился, а черты застыли в непроницаемой маске настоящего краснокожего, и он грубо отрезал:
— Как хочешь.
Не говоря больше ни слова, абнаки прошел мимо нее и покинул вигвам. Адам поспешно напомнил:
— Собирайся. Мы уедем сейчас же.
Торопливое расставание со своей семьей слилось в памяти Аманды в какой-то пестрый вихрь — совсем как их встреча а день возвращения в деревню. Она помнила лишь горячие, искренние слезы ее матери и сестер да сдержанное прощание с Кахакетит, которой она торжественно пообещала как можно чаше привозить в деревню Джонатана, чтобы мальчик не забывал свой народ. Последнее, что ей вспоминалось потом, — напряженная коренастая фигура молодого воина, державшегося в стороне и следившего за ее отъездом. У Аманды стало еще тяжелее на сердце. Но она обрадовалась, когда увидела, что Мамалнунчетто, решившись, приблизилась к одинокому воину, не спуская с него преданного, сочувственного взгляда.
