Филиппа Грегори - Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни
Мне очень не хотелось говорить. Но мне не оставалось ничего иного, как отвечать ему, и во мне возникло обидное чувство собственной беспомощности: я знала, что он будет расспрашивать меня, а я буду все рассказывать до тех пор, пока он не узнает то, что хочет узнать. И я слегка испугалась, подумав, что он вполне может добиться своего и ему удастся превратить меня в девушку, которую не заботит ничего, кроме нарядов и танцев, и для которой не существует биение пульса земли.
Я рассказала ему сон о том вечере в пустом холле старого Вайдекра. Я рассказала ему все: и о чувстве покоя и долгожданной тишины в пустом доме, об ожидании прихода толпы из Экра и желании, чтобы они поскорей пришли, о грозе, о человеке на вороной лошади, о молнии, ярко сверкнувшей на лезвии ножа…
— И что потом? — мягко спросил он.
Тогда я рассказала ему о других моих снах. О том сне, в котором я маленькой девочкой бегала по лугам и лесам Вайдекра. И я рассказала о том, что иногда я внезапно вижу все ее глазами, даже когда не сплю.
— А кто эта девочка? — спросил он так, будто это был самый естественный вопрос в мире.
— Это — Беатрис, — довольно тупо ответила я и услышала мамин испуганный возглас. Но доктор заговорил, пытаясь меня отвлечь, и продолжал расспрашивать, расспрашивать и расспрашивать, выворачивая все самое сокровенное, что было во мне, и рассматривая его со всех сторон.
— На сегодня хватит, — неожиданно сказал он, и я, взглянув на часы, увидела, что прошел целый час, настал полдень и длинные поленья в камине уже догорели.
Голова моя просто раскалывалась от боли.
— Завтра в это же время, — обратился он к маме. — Сегодня мы достигли большого пвогвесса.
Она кивнула и прошла к двери. Я двинулась следом, и мне казалось, что иду я в каком-то сне, том новом сне, который от прежней меня оставил лишь оболочку.
— Что теперь? — спросила мама с насильственной бодростью, когда мы оказались на тротуаре перед домом. В морозном воздухе чувствовался запах снега. — Можно пойти в Зал ассамблей и посмотреть программу на предстоящую неделю. Потом нужно заглянуть в Галерею минеральных вод попробовать воду и записаться в книгу посетителей. И давай заглянем в кондитерскую — выпьем по чашечке кофе и — о, Джулия! — булочки! Знаменитые булочки Бата! Мы просто обязаны их немедленно попробовать!
— Мама, можно я пойду домой? — попросила я жалобно. — Извини, пожалуйста, но у меня адская головная боль.
Она сразу же взяла меня под руку, и мы пошли домой на Гей-стрит. Мамины шаги рядом казались гораздо легче и моложе, чем мои собственные. И, доплетясь наконец до нашей двери, я подумала, что если это называется быть здоровой, то я тысячу раз предпочту быть больной.
Мама позволила мне поспать до обеда, но после того, как мы поели, моя головная боль утихла, и она настояла, чтобы мы отправились погулять по магазинам, осмотреть достопримечательности и записаться в книгу посетителей, дабы объявить всему Бату, что мы прибыли.
— Я бы хотела, чтобы мы с кем-нибудь познакомились, — сказала я, входя в Галерею минеральных вод и ежась под взглядами примерно трех дюжин глаз.
— Обязательно познакомимся, — оживленно пообещала мама. — Бат — это самое веселое место в мире. Так всегда было. Не пройдет и недели, как у нас будет не меньше десятка друзей.
— Вон та девушка, — вдруг увидела я. — Девушка, которую мы видели у доктора.
Она сидела за столом со стаканом воды в руке в компании молодых людей. Я поискала глазами молодого человека с каштановыми волосами, но его там не было. Две молодые девушки стояли позади нее и болтали с каким-то юношей, третья сидела рядом, листая журнал мод. Еще двое молодых людей стояли за ее спиной и чему-то смеялись, тоже заглядывая в журнал. Освещенная ярким пламенем свечей и окруженная друзьями, она казалась еще более хрупкой и уязвимой, чем утром. Как будто почувствовав мой взгляд, она подняла глаза и узнала меня. Она тут же встала со стула и пошла к нам, кутаясь в шаль. Присев перед мамой, она представилась:
— Здравствуйте! Меня зовут Марианна Фортескью. Я видела вас утром у доктора Филлипса, не правда ли?
— Да, в самом деле, — приветливо ответила мама. — Я — леди Лейси, а это моя дочь Джулия.
— Я не встречала вас здесь прежде, — продолжала мисс Фортескью. У нее была странная манера растягивать слова, будто бы она смертельно устала. — Я бываю у доктора каждое утро.
— Я тоже буду ходить к нему каждое утро, — грустно ответила я. — По крайней мере, пока мы будем здесь. Мы собираемся домой в апреле.
Она кивнула.
— Откуда вы прибыли? — поинтересовалась она.
— Из Суссекса. — Я говорила совершенно спокойно. И никакого гула не раздалось у меня в голове при этом слове. — Наше поместье называется Вайдекр, это вблизи Чичестера.
— А мы живем в Клифтоне, недалеко от Бристоля, — сообщила в свою очередь она. — И меня привозят сюда каждый день. Сегодня мой брат забрал меня после визита к доктору. Я была просто уверена, что мы перевернемся по дороге. И ужасно замерзла.
— И вы сегодня уедете домой? — спросила мама.
— О нет, сегодня нет, — ответила мисс Фортескью. — Сегодня вечером будет концерт, который мой брат очень хотел послушать. Мы переночуем у нашей тетушки. А вы идете на концерт?
— Да, — сказала вдруг мама, к моему удивлению. — Возможно, мы там встретимся.
— Как хорошо, — улыбнулась мисс Фортескью, и, сделав прощальный реверанс, она вернулась к своим друзьям.
— Концерт, мам? — спросила я.
Она послала мне быстрый заговорщицкий взгляд.
— Ты же хотела иметь друзей в Бате, Джулия, вот мы и на пути к этому, — откровенно объяснила она. — Одна шаль на плечах мисс Фортескью стоит по меньшей мере двести фунтов. Я считаю ее вполне подходящим знакомством для тебя.
— Фу, как вульгарно, — усмехнулась я. — Ты меня удивляешь, мама.
— Городской политес, — улыбнулась она. — Ты ничего не понимаешь, моя суссекская простушка. А сейчас мы должны записаться в книгу посетителей и отправиться к портнихе покупать для тебя наряды.
Мама запланировала этот вечер как мое вступление в свет Бата, и она доказала мне, что я действительно суссекская простушка, поскольку я не предполагала, что это так просто. Марианна Фортескью была там со своим братом, которого звали Джеймс, и с двумя девушками из Галереи: одна из них была ее сестра Шарлотта, а другая — ее кузина Эмили. С ними же была и матушка Эмили, миссис Деншам, которая помнила мою бабушку Хаверинг «еще с тех самых пор». Каким-то образом мы присоединились к их компании, и на концерте я сидела между Марианной и Эмили, а когда он окончился, мы все отправились ужинать и пить чай к миссис Деншам.
