Дженнифер Эшли - Спасенный любовью
Харт хотел что-то ответить, но передумал. Он привлек жену к себе и поцеловал с такой страстью, что та тотчас же воспламенилась.
— Моя Элинор, — прошептал он. — Я люблю тебя, Эл.
— А я тебя, Харт Маккензи.
Его лицо снова озарилось улыбкой.
— Тебе не стоило бросать мне вызов, дорогая. Потому что я отвечу тебе собственным вызовом.
— Что ж, надеюсь, Харт.
Герцог тут же подхватил жену на руки, ударом ноги распахнул дверь и бросился к лестнице, ведущей в их общую спальню.
Эпилог
Июнь 1885 года
Харт больше не хотел никаких фотопортретов, но Элинор настояла.
— Не только твой, — сказала она, — но всей семьи.
И в один прекрасный день, когда Харт предпочел бы находиться с Йеном на рыбалке, его затащили на террасу, где фотограф, прибывший из Эдинбурга, возился с фотокамерой, треногой и стеклянными пластинами.
Сначала сфотографировали семью Камерона Маккензи, потому что Кам первый собрал свое «войско». Камерон восседал на стуле, а Эйнсли стояла справа от него, положив руку ему на плечо. Дэниел занял место слева от отца, а Гэвина, двух лет от роду, сидела у Камерона на коленях. Что-то потекло у малышки изо рта, и Кам проворно вытер ей личико, пока фотограф не щелкнул затвором.
Следующие на очереди были Йен и Бет. Йен сидел на стуле, подняв килт выше коленей. Бет стояла рядом с ним; она была в платье из шотландки цветов Маккензи и держала на руках Белл. А трехлетний Джейми сидел у отца на коленях. Камера запечатлела Йена в тот миг, когда он смотрел не в объектив, а на свою жену — смотрел с выражением восторга, касаясь пальцами ее руки. Бет же смотрела на мужа. Красивый вышел портрет.
Потом Бет с Йеном отвели детей на лужайку поиграть, а Мак стал собирать свое семейство для позирования. Сам Мак занял место на стуле, шестилетняя Эйми — справа от него, а Изабелла — слева. Трехлетняя Эйлин стояла, прислонившись к матери, и та держала ее за руку. А двухлетний Роберт в килте сидел на коленях у отца.
Камера запечатлела тот момент, когда они смеялись. Но после этого Мак еще долго хохотал, не в силах был остановиться.
— Папа, — сказала Эйми, — ты все испортишь.
Они сделали еще снимок, на этот раз — более официальный, но на их губах все равно играли улыбки.
Все это время Элинор покачивала на руках крошку Харта Алека Грэма Маккензи, и Харт, потеряв терпение, сказал:
— Достаточно. Давайте заканчивать.
Мак увел своих детей, и герцог тотчас же уселся на стул и протянул руки за ребенком. Алек еще носил длинные платьица; но Элинор обвязала его круглый животик полоской шотландки Маккензи. Элинор стала справа от мужа, а лорд Рамзи, который называл теперь себя «дед Алек», занял место слева от Харта.
Герцог поднял голову и направил взгляд в объектив, представляя, какой получится снимок. Он — в центре, прямой и надменный; лорд Рамзи — комично царственный; Элинор — красивая, с добрым лицом; а малыш Алек на коленях у него, у Харта.
Алек… Этого чудесного ребенка подарила ему Элинор холодной декабрьской ночью, ставшей самой длинной в жизни Харта. Йен успокаивал его, то и дело подливая ему виски, а он, расхаживая по комнате, ужасно потел от страха; ему вспоминалась та ночь, когда умерла Сара, а потом — Грэм.
Но неунывающая Элинор все выдержала и произвела на свет маленького Алека, приветствовавшего отца бодрым криком. Харт взял сына на руки — такого маленького, что поместился в ладонях, — и его сердце наполнилось радостью и счастьем. Он тогда даже заплакал, не сдержавшись.
Глядя сейчас на сына, Харт вспоминал ту ночь. Алек же, перехватив взгляд отца, смотрел теперь ему прямо в глаза. Малышу шел шестой месяц, но он уже усвоил характерный «взгляд Маккензи».
— Теперь веди себя прилично, — предупредил сына отец.
Алек любил рокочущий голос Харта, и его взгляд смягчился. Он улыбнулся отцу и протянул к его лицу ручонки. Камера запечатлела именно этот момент: отец и сын обмениваются взглядами, маленькая ручка тянется к подбородку Харта, а тот, счастливый, смеется.
Харт заставил фотографа сделать еще один снимок, более холодный и официальный. Но он знал: Элинор всегда будет милее первый; она поместит его в рамку и повесит на почетном месте в их семейной гостиной.
Однако сеанс позирования для фотографий на этом не закончился. Элинор настояла, чтобы они снялись все вместе: Харт, Камерон, Мак и Йен со своими семьями, причем — о Господи! — с собаками.
Теперь они позировали все вместе: четверо братьев Маккензи в окружении Эйнсли, Дэниела, Элинор, лорда Рамзи, Бет, Изабеллы, семерых детей и пяти собак. Разместить всех оказалось чрезвычайно сложно. Едва младших детей усадили впереди, как двухлетний Роберт решил, что лучше погоняется за бабочкой, опустившейся на цветок на краю террасы. А Руби и Макнаб бросились следом за ним.
Бен, умное животное, лег на солнышке, положив свою большую голову на лапы, и засопел, заглушая храпом даже крики детей. Эйми побежала за Робертом, а Джейми отправился взглянуть, что происходит. Гэвина же потребовала, чтобы ее опустили на землю, — ей захотелось поиграть с собаками.
Дэниел бросился ловить детей: поймав Джейми и Роберта, он подхватил их на руку, чтобы вернуть на террасу, но малыши отчаянно протестовали. Собаки же бегали вокруг.
Начались споры и уговоры. Пока продолжалась вся эта суета, Харт сжал руку жены и, наклонившись к ней, прошептал:
— Я купил тебе подарок.
Элинор оживилась.
— О, обожаю подарки! А что это?
— Сюрприз, плутовка. Придется подождать. В наказание за то, что подвергла меня этой пытке фотографированием.
Элинор протянула мужу Алека и решительно направилась сгонять всех для позирования. Когда наконец все расселись, фотограф произнес:
— Теперь замрите. И… готово.
Через несколько минут было решено: портрет всего семейства Маккензи из семнадцати человек и пяти собак следует напечатать на большом листе, вставить в рамку и повесить в холле замка Килморган.
Но этому еще предстояло произойти. А сейчас дети, получив наконец свободу, носились по саду с криками и визгом, а Мак с Дэниелом, стоявшие неподалеку, следили, чтобы никто в сутолоке не пострадал.
Дамы же готовили чай и болтали, болтали, болтали без устали. А Камерон, Йен и Харт, молча обменявшись взглядами, ушли в дом, чтобы переодеться и взять рыболовные снасти.
Лишь поздним вечером, в их общей спальне, Харт вручил жене обещанный подарок.
Бросив на мужа полный любопытства взгляд, Элинор — уже в шелковом пеньюаре — принялась открывать квадратную коробочку.
— О, Харт, какая она миленькая!
