Жюльетта Бенцони - Флорентийка
— Не горячись! — сказал Деметриос и положил руку на плечо молодой женщины. — Подобные дела надо подготавливать заранее. Этот человек сильнее тебя. Ты тоже хочешь умереть этой ночью? Монтуги находится недалеко от города, и наверняка слухи уже дошли до Марино. Поскольку он боится за свою жизнь, он уже настороже. Может быть, он даже спрятался где-нибудь.
— Ну что же, придется найти его. Если не его, то по крайней мере его сообщницу, которая еще больше преступна, чем он. Я пойду туда!
— Мы пойдем туда, ты, я и Эстебан, только следующей ночью, — твердо сказал Деметриос.
Леонарда обняла Фьору, хотя удалось ей это с трудом — та словно бы окаменела.
— Сама мудрость говорит его устами. Послушайся его, мой ангел, и посвяти мне этот вечер. По приказу монсеньера Лоренцо все было сделано для вашего бедного отца. Тело снова освятили и положили в усыпальницу. Вокруг поруганной церкви поставили охрану, и завтра приедет епископ освятить ее. Прихожане церкви начинают роптать. Я уверена, если бы монсеньор Лоренцо знал, кто убил нашего доброго хозяина…
— Он это знает, — прервал Деметриос. — Я сказал ему об этом вчера…
Он подошел к Фьоре, которая застыла в объятиях Леонарды как статуя. Казалось, она ничего не видит и не слышит, как будто последние ужасные новости привели ее в состояние транса.
Деметриос наклонился к молодой женщине и погрузил свой взгляд в глубину ее глаз, обхватил ее голову ладонями, держа большие пальцы на лбу, начал потихоньку массировать лоб, виски, произнеся при этом несколько слов, которых никто не понял. Затем тихим голосом грек сказал:
— Приди в себя, Фьора! Приди в себя! Пусть твое тело расслабится и успокоится! Пусть угаснет пламя, которое сжигает тебя! Завтра я отведу тебя к твоему врагу, и он заплатит за свои преступления… Завтра, Фьора, завтра.
По телу молодой женщины пробежала судорога, и ее взгляд ожил.
— Завтра… — пробормотала она.
Тут же без всякого перехода Фьора упала на руки Леонарды и зарыдала, слезы потекли рекой из ее глаз.
— Пусть плачет вволю, — сказал Деметриос, — слезы отведут угрозу, которая нависла над ней.
— Какую угрозу? — спросила Леонарда тихим голосом.
— Безумие! Ей пришлось слишком много пережить… Этому должен наступить конец…
На следующий день с наступлением темноты трое вооруженных всадников покинули дом-крепость. Деметриос сменил свои длинные одежды на облегавший его длинную фигуру костюм. Что касается Фьоры, она с удивлением обнаружила среди туалетов, которые ей прислала Кьяра, мужской костюм цвета весенней зелени, к нему была приколота записка: «Тебе это может пригодиться! Я тебя очень люблю…»
Надевая его, Фьора с благодарностью подумала о своей взбалмошной подруге Кьяре, которую искренняя дружба сделала такой предусмотрительной…
Фьора возглавляла процессию, так как она наизусть знала дорогу, которая вела от виллы Фьезоле через холмы и долину реки Муньон. Они пересекли ее недалеко от Бадии, около имения, которым управлял Марино.
Апрельская ночь была тихой и прекрасной. Огромный темно-синий бархатный полог, весь усеянный бриллиантовыми звездами, раскинулся над землей. Пахло сиренью и хвоей, земля была еще влажной от короткого дождя, который прошел в конце дня. Местами можно было видеть городские стены Флоренции, на которых часовые зажгли огни, а колокольни и купола соборов, казалось, светились сами. Город приближался по мере того, как они продвигались вперед, но вот после поворота его больше не стало видно.
Бесшумно миновав хутор Пьетра, Фьора пустила свою лошадь по дороге, которая шла вдоль изгороди из кустарника, пока не появилась огромная сосна, широкая крона которой чернильным пятном выделялась на фоне неба. За ней вырисовывались черные силуэты нескольких зданий фермы.
Молодая женщина прошептала:
— Мы прибыли. Все спят. Нигде нет света.
— Все же оставим лошадей здесь, — тихо сказал Эстебан, который командовал экспедицией, так как в драке он был сильнее своего хозяина. Тот молча одобрил.
Наездники спешились, привязали лошадей к дереву и пошли вперед, стараясь производить как можно меньше шума.
— Собаки есть? — спросил Деметриос.
— Да, — ответила Фьора, — только они во дворе фермы, и потом, они меня знают…
— На твоем месте я бы не стал на это надеяться. Ты одета в непривычную для них одежду. А нас они совершенно не знают… Не беспокойся, у меня есть все, что надо…
— Все-таки странно, — продолжила молодая женщина мгновение спустя, — хотя мы мало шумим, они уже должны были нас почуять. А они не лают… И смотрите! Ворота открыты!
Действительно, ворота были широко распахнуты, и через них можно было видеть большой пустой двор и в глубине его низкий дом, двери которого тоже были раскрыты. Нигде не чувствовалось никаких признаков жизни.
— Можно подумать, что никого здесь нет, — прошептала Фьора. — Где собаки и…
Вдруг Эстебан, который опередил Фьору и Деметриоса, резко повернул назад и преградил им путь.
— Возвращайтесь к лошадям, хозяин! Я там увидел такое, что совсем не для глаз юной дамы…
— Что бы это ни было, я хочу видеть, — запротестовала она. — Ты забыл, что это убийца моего отца и я пришла покончить с ним лично.
— Тебе не придется это сделать. С ним уже расправились.
Я удивлялся, что это за странный запах, даже если учесть, что мы находимся на ферме.
И правда, начиная с некоторого момента волны тошнотворного запаха перебивали свежий деревенский воздух.
Эстебан нехотя уступил дорогу, затем протянул руку в сторону большой сосны, которая росла у входа в имение. На одной из ее ветвей висел ужасный плод: вспоротое тело Марино Бетти. И от него шел запах крови и смерти.
Вопреки тому, чего боялся Эстебан, Фьора бесстрастно смотрела на отвратительный труп. Палач вспорол ему живот, и все внутренности свешивались наружу. К тому же ему отрезали кисть правой руки… Деметриос достал из кармана трут и огниво, чтобы добыть свет, и приказал Эстебану:
— Теперь уведи ее! Она уже достаточно насмотрелась, а мне надо кое-что разглядеть…
На этот раз Фьора позволила себя увести без сопротивления. Перед лицом этой варварской расправы она испытала дикую радость, которая все же была неполной: рука, нанесшая смертельный удар ее отцу, была отсечена, но голова осталась цела. Тем не менее она испытала вполне понятное чувство облегчения: до сих пор ей не приходилось никого убивать, она была не уверена в себе и всю дорогу боялась, что в последний момент не сможет нанести удар. Благодаря провидению, Марине понес наказание без ее вмешательства и руки ее не обагрены кровью, но она все-таки должна рассчитывать на себя.
