Дебора Мартин - Любовь срывает маски
— Нет! Тебя никто не повесит, — яростно воскликнул он. — Я никогда этого не допущу!
— Если ты отдашь меня в руки гвардейцев короля, возможно, у тебя уже не останется выбора.
— Довольно! — прорычал он, освобождая ее на мгновение. Он сжал ладонями ее лицо и заставил взглянуть на него. Глаза ее блестели от непролитых слез. — Не будет никакой тюрьмы. Никто и никогда тебя не повесит! Ты слишком хорошо показала мне, что я не смогу отдать тебя им в руки, черт меня возьми!
Ее сердце замерло, когда она внимательно вглядывалась в его лицо. Она победила в его отчаянной схватке с самим собой… или только продлила битву еще на неопределенное время?
— Но как же быть с клятвой верности, которой ты присягал своему королю, твоему государству? — Она не могла не задать этот вопрос, хотя панически боялась услышать ответ.
Гаретт твердо посмотрел на нее.
— Чего стоят клятвы, если они заставляют меня пойти против моей природы? Я не в силах смотреть, как ты страдаешь. Я молюсь лишь о том, чтобы ты и в самом деле была невинна, как ты это утверждаешь. Если же нет… Что ж, тогда моей гордости будет нанесен удар, который мне придется пережить, ибо я не могу предать тебя, даже если окажется, что я просто одураченный легковерный болван.
Ни с чем не сравнимая радость и облегчение, которые она испытала при этих словах, не смогли полностью избавить ее от беспокойства. Она должна знать, что он собирается делать. Ведь Гаретт — человек чести, он не может так легко отказаться от выполнения своего долга. Но она не знала, имеет ли она право задавать ему такие вопросы.
— Я никогда бы не стала дурачить вас, милорд, — проникновенно сказала она и накрыла ладонями его руки, все еще сжимающие ее лицо. — Если вы все еще не верите мне, я бы предпочла, чтобы вы поступили со мной так, как подсказывает вам разум.
— Достаточно, — пробормотал он. — Я устал от этих бесконечных разговоров о том, что я стану или не стану делать. И потом, что сейчас говорить о разуме? Я потерял его еще в тот день, когда впервые увидел тебя в лавке Тиббета, с лицом, закрытым маской, окутанную плащом. Я должен был еще тогда отправить тебя прочь из Лидгейта. Но я этого не сделал.
— Почему же ты не сделал этого? — спросила она внезапно севшим голосом.
Его серые глаза потемнели, и в них появилось то самое выражение, которое она уже не надеялась вновь увидеть. В них вновь горело желание. Его взгляд скользнул к ее губам. А затем он нежно, едва касаясь, провел большим пальцем по ее щеке и по верхней губе.
— По той же самой причине, по которой я не могу позволить тебе уйти от меня сейчас.
И в тот же миг он накрыл ее губы поцелуем. Она подалась вперед, навстречу его губам, чувствуя огромное облегчение. Пусть он испытывает к ней хотя бы желание, если уж не что иное.
Но зато каким было это желание! Он так крепко сжал ее в объятиях, словно боялся, что она сейчас исчезнет, а его рот приник к ее рту с жадностью, с которой умирающий от жажды припадает к живительному источнику. Его руки свободно скользили по всему ее телу — она не могла, даже если бы захотела, остановить его. Сейчас ей было довольно и того, что он все еще жаждал обладать ею, несмотря на все свои страхи.
Мэриан пылко прижалась к нему всем телом, ее сердце переполняла такая безграничная любовь к этому человеку, что она была не в силах сдерживаться и выказывала ее единственным известным ей способом. Именно он научил ее не стесняться своих эмоций, и теперь она, воспользовавшись его наукой, возвращала ему всю ту нежность и страсть, которую он вкладывал в свои уроки. Она обвила руками его шею, ее губы раскрылись навстречу его жадному рту, а бедра в страстной истоме прижались к его бедрам.
Их безумный поцелуй длился несколько мгновений, а затем он громко застонал и оторвался от ее губ.
— Проклятье, Мина! — пробормотал он, и его пылающий взгляд выдал отчаянную силу его желания. — Я думал, что мое сердце умерло еще во Франции. Но ты способна пробудить сердце даже в груди у самой смерти, если бы смерть была мужчиной.
— Это ты пробудил меня, — прошептала она в ответ и ласково провела рукой по его щеке. — И это только справедливо, что я смогла помочь расшевелить тебя.
Ее слова заставили Гаретта вздрогнуть и чуть отстраниться от нее. Он закрыл глаза, словно пытаясь освободиться от ее чар.
— Тебе не удастся так легко вычеркнуть меня из своей души, — проницательно заметила она, будто угадав причину его безотчетного движения.
А затем она взяла его за руки и, отняв их от своей талии, положила себе на грудь, так чтобы он услышал, как быстро бьется ее сердце под его горячей ладонью, — точно так же, как когда-то это сделал он.
Гаретт открыл глаза, и в его взгляде она прочла безумную страсть, граничащую почти со священным обожанием.
— Я хочу забыть все, что нам мешает, — прошептал он с некоторым изумлением, словно только сейчас открыл для себя такую простую истину. — Я не знаю, кто ты такая на самом деле, но все равно я хочу, чтобы ты была моей.
Она с силой сжала его руки, словно пытаясь этим жестом вложить больше убедительности в свои слова:
— Ты знаешь, кто я. Я Мина, цыганка-целительница, которая перевязывала твои раны. И в то же время я леди Мэриан, та, которая так долго не говорила тебе правду из боязни потерять навсегда тебя… твою привязанность. И мы обе — одна женщина, которая… которая также хочет принадлежать тебе.
И чтобы показать, что она имела в виду именно то, что сказала, Мэриан вновь прижалась к нему всем телом и крепко обняла его. Она слышала, как гулко и стремительно колотится его сердце, давая ей надежду, что в нем самом проснулось чувство более сильное и глубокое, нежели просто стремление обладать ее телом.
— Ах, Мина, что же ты со мной делаешь! Ты разрываешь мне душу, — пробормотал он, зарываясь пальцами в ее густые шелковистые волосы.
Неожиданно прижавшись губами к ее макушке, он выпустил девушку из объятий и, подойдя к двери, распахнул ее резким движением.
— Вот твой шанс, — сказал он. — Ты можешь уйти, если хочешь. Я не стану тебя задерживать.
Сердце Мэриан внезапно упало, словно налившись свинцовой тяжестью, когда до нее дошел смысл его слов. Неужели он думает, что она предложила ему себя просто в уплату за свою свободу? Несколько долгих мгновений девушка глядела на него в безмолвном изумлении. Затем горько рассмеялась.
— И куда же мне деваться, когда все солдаты Англии объявят на меня охоту?
Она чуть не поперхнулась под его пылающим яростью и отчаянием взором.
— Ты не поняла. Я не собираюсь больше держать тебя здесь против твоей воли. Ты можешь выйти из гостиницы и исчезнуть. Я не стану тебя останавливать, и ты навсегда избавишься от каких бы то ни было преследований, потому что никто не узнает от меня, что ты жива. Для людей короля ты мертва. Только я знаю правду.
После всего, что он только что наговорил, как он может вот так просто вычеркнуть ее из своей жизни? Мэриан потрясенно смотрела на него, не в силах поверить.
— И ты на самом деле хочешь, чтобы я исчезла? Ушла от тебя навсегда? Я… я думала, что не безразлична тебе…
— Черт возьми, Мина! Я не знаю, что ждать от этой поездки в Лондон! — Спохватившись, что кричит, он понизил голос, но продолжал говорить все с той же экспрессией: — Тебя могут узнать. Тарле захочет избавиться от тебя. — Его глаза внезапно потухли, превратившись в льдинки. — Или я обнаружу что-нибудь такое, связанное с тобой, что мне придется… — Он замолчал, затем, сделав над собой усилие, продолжил: — Словом, говорю тебе, лучше уходи сейчас. По крайней мере ты останешься в живых. Я дам тебе денег и вообще все, что ты еще захочешь…
— Я никуда не пойду! — закричала Мэриан, прерывая его. Ее звонкий голос эхом отозвался в большом пустом холле, и она добавила уже почти шепотом: — Я не уйду от тебя.
Девушка бросилась к двери и, оттеснив Гаретта, со стуком захлопнула дверь.
Выбор, который он предлагал, ее не устраивал, во всяком случае, теперь уже больше не устраивал. Она останется с ним и попытается спокойно разобраться в той сумятице чувств, которая сейчас бушевала в ее груди. Или он в конце концов научится доверять ей, или бросит ее. Но в любом случае его выбор должен быть осознанным и учитывать его собственные желания и чувства. А она сама будет решать, что для нее лучше.
Встретившись с его пылающим взглядом, она торжественно, как клятву, произнесла:
— Я останусь с тобой, Гаретт, до самого, пусть и горького, конца, даже если это будет означать для меня вечное проклятие.
В первое мгновение ей показалось, что он намерен возражать ей. Но внезапно его взгляд потеплел, потеряв ту отчаянную безнадежность, которая весь вечер таилась в глубине его глаз.
— Что ж, значит, мы будем прокляты вместе, — глухо, но твердо произнес он, словно приняв какое-то важное для себя решение. А затем он шагнул к ней и крепко прижал к своему застывшему в напряжении телу. — Потому что, клянусь, теперь я никогда не позволю тебе уйти из моей жизни. Ты слышишь? Никогда!
