Селеста Брэдли - Невеста скандального шпиона
Она быстро взяла ее вместе с ложкой, лежащей рядом, и налила немного жидкости для него.
— Я не знаю, сколько нужно давать вам, но мы можем начать с одной ложки и посмотрим, поможет ли это вам.
Он проглотил настойку с благодарностью, закрыв глаза.
Затем Вилла приподняла его за плечи, чтобы взбить подушки за его спиной. То, что он лежал пластом, не помогало его дыханию.
Настойка опия тоже начала свою работу, заставляя его плыть над болью, осознавая ее, но не ощущая.
Он открыл глаза и улыбнулся ей.
— Невероятно.
Она улыбнулась в ответ.
— Вы чувствуете себя лучше?
— Нет. Да. Я имел в виду, что это вы — невероятная.
Тогда она по-настоящему улыбнулась, широкой, обаятельной улыбкой, от которой у него снова перехватило дыхание.
— Я… — он в ужасе остановил себя.
Господи Боже, он почти сказал, что он любит ее. Настойка опия начала влиять на его сознание. Он едва знал ее, очень мало разговаривал с ней и при большинстве их встреч вел себя, как осел.
Но она была так невероятна. И она была здесь с ним.
— Из жалости, — он осознал, что проговорил эти слова вслух.
Она некоторое время смотрела на него, затем покачала головой.
— Я не жалею вас. Вы умны, иногда высокомерны, но вы внушаете восхищение, а не жалость.
Восхищение?
— Я пытался убить вашего мужа.
— Но не убили. Вы пришли сюда, чтобы сделать то, что подсказывали вам ваши убеждения. Вот этим я восхищаюсь.
— Но я урод. Всего лишь обломок человека.
Она наклонила голову, рассматривая его шрамы со смущающей откровенностью. Он не отвернулся. Пусть она увидит, кем он стал.
— Вы выглядите гораздо лучше сегодня вечером. Если вы чувствуете себя более комфортно, то мне вероятно нужно уйти.
— Нет! — Господи, в его голосе прозвучало отчаяние, но его это не заботило. — Пожалуйста, останьтесь.
— Очень хорошо, тогда слушайте внимательно. Для меня вы не урод и не калека или кто-то еще, кем вы называете себя. Вы прекрасный, достойный восхищения человек, который через многое прошел, и последствия этого отразились на вас. Вот и все.
Она приподняла голову.
— Если я отрежу свои волосы, неужели от этого я перестану быть самой собой?
— Едва ли это то же самое…
Ее прохладные пальцы легли на его губы, останавливая слова.
— Вы должны слушать.
Он хотел поцеловать кончики ее пальцев, но не сделал этого. Она наклонилась ближе к нему, еще раз положив руку на его лицо.
— Вы не животное.
Болезненная тоска смешалась с настойкой опия. Он потянулся к ней, притянул ее вниз, погрузив пальцы в ее волосы, и мечтательно прижался ртом к ее губам. Бутылочка с настойкой опия выскользнула из ее руки и со стуком упала на ковер.
Когда Вилла мягко, но решительно отстранилась от него, в ее глазах стояли слезы.
— Я люблю Натаниэля, — сказала она.
Но при этом она не выглядела слишком счастливой.
— Тогда где же он?
Она резко покачала головой и встала.
— Доброй ночи, мистер Рен Портер.
Дверь тихо закрылась позади нее.
— Доброй ночи, леди Рирдон, — прошептал Рен.
Натаниэль доставил сэра Фостера в частную резиденцию лорда Ливерпула.
Ливерпул был в ярости. Он стоял в переднем холле в шерстяном халате красновато-коричневого цвета и ночном колпаке.
— Вы привели его сюда?
Натаниэль сделал гримасу. Его лицо было в синяках, а его одежда была порезана на ленточки, пропуская потоки воздуха. Он был не в настроении.
— Вы заметили, что я проживаю в моем доме?
Он толкнул Фостера в руки людей Ливерпула с холодным безразличием. Он так много потерял просто для того, чтобы найти этого человека…
Он резко потянул Фостера назад, крепко ухватив того за руку.
— Фостер, — закричал он на практически бессознательного мужчину. — Пожар, Фостер — это ваших рук дело?
Фостер как в тумане взглянул на него:
— Угольный желоб.
Натаниэль швырнул его обратно к лакеям.
— Это был он. Выясните, что он искал.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Рирдон! Я думал, что идея состояла в том, что он приведет нас к Химере.
— Он представляет собой непосредственную опасность, — для Виллы. — Я бы рекомендовал покрепче запереть его и выяснить, что он знает об этом загадочном предмете из записок Мейвелла.
Лорд Ливерпул откашлялся.
— Я хотел бы поговорить с вами в данную минуту.
Натаниэль обернулся.
— Знаете, милорд, вы сохраняете свои командные манеры, даже когда одеты в ночную рубашку.
Губы Ливерпула дернулись, но Натаниэль поспорил бы с любым человеком, который заподозрил бы у Премьер-министра наличие чувства юмора. Он последовал за ним в очень приятно обставленный кабинет. Ливерпул сел за массивный стол. Натаниэль отказался от предложения присесть и не стал стоять перед премьер-министром, как сбившийся с пути слуга. Вместо этого он бродил по комнате, потрогал глобус, проверил пыль на картинных рамах…
— Передайте мои комплименты вашей экономке.
— Я уверен, что она будет счастлива услышать их, — сухо ответил Ливерпул. — Я хотел поговорить с вами об этой «невесте-подметальщице», о которой я прочитал в газете.
— На вашем месте я не стал бы повторять еще раз эту фразу, — мягко проговорил Натаниэль.
— Хорошо, — легко согласился Ливерпул. Слишком легко. Натаниэль пристально посмотрел на него.
— Я не знаю, что в точности случилось с вами во время этого задания, и честно говоря, мне все равно. Это могла бы быть отличная возможность укрепить ваше положение в Обществе.
Так как положение Натаниэля в Обществе находилось где-то между подзаборным болваном и отбросами в сточной канаве, то это не звучало многообещающе ни для Виллы, ни для него.
— Я скорее надеялся, что мы сможем расшатать мое положение в Обществе, особенно сейчас, когда Фостер под арестом.
Ливерпул поджал свои тонкие губы.
— Есть ли необходимость напоминать вам, что мне все еще нужно вступить в переговоры с Луи Уодсуортом по поводу его информации о французском министре Талейране? Я все еще не решил, какая судьба будет ждать Луи, но если предательство его отца станет публично известно, то я потеряю очень ценное преимущество.
И если Натаниэль будет героем, то публика сделает вывод, что Уодсуорт им не был.
— Итак, что у вас за план?
— Отошлите эту женщину прочь. Мы объявим миру, что она не смогла выносить вас и покинула вас, чтобы жить в стыде и уединении в деревне. Нет ли на землях Рирдона коттеджа, в котором она могла бы поселиться?
Все это начало звучать слишком знакомо для Натаниэля.
