Гэлен Фоули - Дерзкая разбойница
— Да, ваше величество, — ответила Дэни, покорно закрывая глаза.
— Ты не должна бояться меня, Даниэла, — ласково произнесла королева. — Сначала я очень рассердилась, узнав, что мой Рафаэль вопреки нашему желанию женился на тебе, но когда узнала, что ты спасла Лео и, поговорив с сыном, увидела, как сильно он тебя любит и что с твоей помощью он превратился в человека, каким я всегда хотела его видеть, я поняла, что ты именно та женщина, которая нужна моему сыну и моему народу.
Тронутая до слез, Дэни покраснела от смущения.
— Спасибо, ваше величество, — проговорила она.
— Ты не должна называть меня «ваше величество», Даниэла.
— Как же я должна называть вас, мадам? — спросила Дэни, волнуясь.
— Ты можешь называть меня «мама», если пожелаешь, — улыбнулась Аллегра.
На глаза Дэни навернулись слезы.
— В чем дело, Даниэла? — испугалась Серафина, поправляя ей подушку.
— У меня никогда не было матери, — всхлипывая, ответила Дэни.
— Бедняжка! — воскликнула Серафина, обнимая ее. Королева подошла к кровати и обняла их обеих.
— Теперь она у тебя есть, — улыбнулась она, гладя Дэни по голове.
Дэни расплакалась от радости.
В саду королевского палаццо принц Лео играл в догонялки со своими испанскими кузенами и кузинами, которые были на несколько лет младше его. И хотя дети громко смеялись, приводя в ужас многочисленных нянек и гувернанток, они все же не осмеливались шалить, пока их отец был рядом.
Граф Дариус Сантьяго стоял неподалеку, с удовольствием наблюдая за своим потомством. Время от времени он бросал тревожные взгляды на короля и кронпринца, которые сидели на каменной скамье под большим деревом.
У бедного Рэйфа был такой вид, как будто он похоронил близкого человека. Дариус никогда не видел своего беззаботного веселого шурина таким мрачным. Король выглядел не лучше.
Хотя Лазар чувствовал себя почти здоровым, новость о том, что Орландо — его сын, потрясла короля так сильно, что он постарел прямо на глазах и казался больным.
Щурясь на ярком послеполуденном солнце, Дариус снова посмотрел на своих шестерых детей, резвившихся на лужайке, к восхищению старого герцога Кьярамонте, который стоял около них, опираясь на тросточку.
Обычно свирепое лицо Дариуса сейчас подобрело, и на нем появилась даже нежность, когда его двухлетняя дочь Анита решила спрятаться за ним от своей старшей сестры — четырехлетней Элизабет. Он не мог удержаться от смеха.
Анита спряталась за его спиной, уцепившись руками за его ногу. Затем обе девочки стали бегать вокруг него, встряхивая шелковистыми черными кудряшками, и он в конце концов был вынужден взять их на руки и строго выговорить каждой из них.
Их ответом на его нахмуренные брови был смех и поцелуи — манера, которую они унаследовали от своей матери. Дочери сладкими от конфет губами целовали его лицо, их измазанные шоколадом ручонки цеплялись за его белую рубашку.
— Где вы взяли конфеты? — строго спросил он.
— Дядя Эйф дал их нам, — весело ответила Анита. Двухгодовалая девочка преследовала Рэйфа словно тень с того момента, как они приехали в Асенсьон.
— Чтобы больше никаких конфет, пока вы не пообедаете! И не смейте беспокоить дядю Рэйфа. Договорились? Он волнуется за принцессу Даниэлу. Постарайтесь вести себя хорошо.
— Да, папа, — ответила старшая сестра с показной покорностью, и Дариус уже заранее знал, что она обведет его вокруг пальца — еще одна черта, которую дочери унаследовали от его жены.
— Ах вы мошенницы, — засмеялся он, целуя их в щечки. Девочки смеялись и целовали его в ответ, пока он не спустил их на землю.
Рэйф наблюдал за Дариусом и его дочерьми, с болью думая о том, удастся ли ему когда-нибудь испытать радость отцовства. Врач сказал, что Даниэла поправится, что ребенок не пострадал, но ему было трудно поверить в это, так как Дэни уже несколько дней не приходила в сознание.
Она ничего не ела, очень исхудала, и это весьма беспокоило Рэйфа. Он тоже не ел и не спал. Он постоянно думал о том, что ей пришлось пережить.
Благодаря Дэни его признали невиновным, хотя он и так знал, что не совершил ни одного поступка, который мог бы причинить вред королю или Асенсьону. Лео свидетельствовал, что это Орландо убил епископа Юстиниана. Король выругал членов своего совета за то, что они так обошлись с кронпринцем. Все они принесли Рэйфу свои извинения, и было ясно, что теперь никто не относится к нему как к шуту. Однако принц знал — он не скоро простит им, что они задержали его и он не смог сразу последовать за своей женой. Если бы они отпустили его раньше, Орландо не успел бы добраться до Дэни и избить ее, и сейчас она была бы здорова.
Что же касается дона Артуро, то премьер-министру было так стыдно за свое недостойное поведение, что он подал в отставку и удалился в свое загородное поместье.
Здоровье короля начало улучшаться с каждым днем, как только ему перестали ежедневно подсыпать в пищу какой-то загадочный, медленно действующий яд. Рэйф был рад, что отец вернулся к своим обязанностям короля. Сам он ни в коей мере не стремился занять его место. Ему еще многому придется поучиться у отца, прежде чем сможет управлять Асенсьоном.
Услышав рассказ Рэйфа о том, как Дэни спасла Лео и при этом пострадала сама, а также о том, какую работу они проделали, чтобы сплотить народ страны, и король, и королева одобрили брак сына.
Рэйф радовался и благодарил судьбу, что его маленький брат Лео остался жив и невредим, что Элан всего лишь сломал лодыжку и скоро уже будет ходить без костылей, что Дариус и Серафина решили избрать постоянным местом жительства Асенсьон, к великой радости короля и королевы, которым всегда хотелось жить в окружении внуков.
Для всех будущее выглядело прекрасным. Однако Рэйф знал, что если Дэни не поправится, то ему будущее не сулит ничего хорошего.
Он знал, что другой такой женщины на свете не существует. Он не отходил от ее постели ни на минуту, пока она лежала без сознания, и только приказ королевы заставил его уйти в свою спальню, так как от голода и бессонницы он терял последние силы. Все видели, что он страдает, но не понимали глубины этих страданий. Его обожаемые маленькие племянницы и племянники пытались развеселить его, но этим они еще больше разбивали его сердце, потому | что, глядя на них, он думал о собственном ребенке.
— Сын, — начал король, когда они уселись на камен-ную скамью под раскидистым деревом. Рэйф вопросительно посмотрел на него.
— Я должен тебе что-то сказать.
— Да, отец?
— Я много думал об этом. После того, что тебе пришлось пережить из-за Орландо, мне кажется, что ты должен знать… — Голос короля сорвался. Он немного помолчал и продолжил: — Я хочу тебе сказать, что, возможно, был слишком крут с тобой все эти годы. Ты всегда был хорошим человеком. Я хочу сказать… что горжусь тобой, сынок. Я… я люблю тебя. Вот что я хотел тебе сказать.
