Патриция Кэбот - Эти синие глаза
— Но это же очевидно, старина, что ты отказался, — сказал Шелли с нервным смешком. — Ты провожаешь нас, а не едешь с нами. Разве не ясно? Я хочу сказать, что теперь-то она это поняла.
— Она и понятия не имеет об этом, — заявил Рейли все тем же обманчиво спокойным тоном. — Она понятия не имеет о том, что я сказал…
— Да ее это ничуть не обеспокоило, Рейли, — продолжал настаивать Шелли. — Она даже пошутила на этот счет. Помнишь, Чес? Сказала что-то о виконте, который оттеснил доктора…
Пирсон вмешался и сказал серьезно:
— Ради всего святого, Стэнтон! Ты просил нас держать твой титул в секрете. Мы и молчали. Ты не можешь…
Теперь свист Стабена стал уже хорошо слышен, и Рейли сухо проронил:
— Ну вот он наконец. Если не возражаете, я больше здесь не останусь с вами, ребята. Мне надо кое-что прояснить.
— Да ну же, Рейли, — начал Пирсон.
Но Рейли оборвал его.
— Вы могли бы сделать мне одолжение, если бы остались и помогли нам, — сказал он.
Шелли тотчас же непринужденно возразил:
— Нет, благодарю тебя. Я предпочитаю, чтобы ты злился на меня до конца моих дней, чем сократить мои дни, заразившись холерой.
Рейли холодно взирал на них обоих.
— Возможно, вы оба вспомните кое-что из того, о чем мы говаривали в медицинской школе, — сказал он. — Кажется, это называется клятвой Гиппократа…
— Не заводи разговора об этой дурацкой клятве! — не на шутку рассердился Пирсон. — Оставаться здесь — безумие. Все эти люди так или иначе обречены. И не важно, останешься ли ты здесь или нет. Бери девушку и уезжай.
Рейли положил руку на плечо друга.
— Не могу этого сделать, приятель, — сказал он. — Я нужен здесь. Желаю вам приятного путешествия, и не забудьте о моих поручениях. Нам здесь требуется много всего.
Пирсон рассеянно похлопывал себя по карману жилета. Он вглядывался в туман в надежде увидеть приближающуюся лодку, которая должна была вернуть их с Шелли в обычный мир из этого ада, где они случайно оказались.
— Это несерьезно, — сказал он.
Брови Рейли снова изумленно взметнулись.
— Для нас это была блажь, — пояснил Пирсон. — Твоя медицинская лицензия — другое дело. Для тебя это что-то значит. Ты беспокоишься об этих людях. Думаю, искренне беспокоишься. Верно?
На лице Рейли появилась мрачная усмешка.
— Думаю, ты прав.
— Если вы оба останетесь в живых, пригласите нас на свадьбу, а? Мы придем.
Рейли улыбнулся и оставил их стоять на пирсе в ожидании Стабена, лодка которого уже была видна в тумане. У него было много дел.
Сначала нужно было заглянуть в «Истерзанного зайца» и посмотреть, возможно ли исправить то, что натворили его друзья.
Однако легче было сказать это, чем сделать: Бренна не желала обсуждать ничего, кроме состояния своей пациентки.
— Она пережила ночь, — сообщила ему Бренна, устало выйдя за порог крохотной, размером со стенной шкаф, чисто выбеленной комнатки Флоры. — При ее болезни это кое-что.
Рейли смотрел на лежащую в постели девушку, с осунувшимся после двадцати четырех часов лихорадки лицом.
Это была совсем не та Флора, способная за несколько минут до того, как произвела на свет младенца, листать дамские журналы и болтать о парижских модах. Эта Флора лежала, ко всему безучастная, ее золотые кудри разметались по подушке, лицо было бледным как полотно. В комнате явственно чувствовался специфический запах, и Рейли только сейчас понял, что он означает. Это был запах холеры. Это был запах смерти.
Рядом с постелью Флоры стояла скамья с кувшинами, полными жидкости. Холера вызывает у своих жертв неутолимую жажду. Среди коллег Рейли не существовало единого мнения о том, какую жидкость лучше давать больным холерой. Сам Рейли иногда в шутку говорил, что им лучше всего давать тот напиток, который они предпочитают, потому что скорее всего они будут пить его последний раз в жизни.
Теперь эта шутка не казалась ему такой уж забавной.
Бренна следовала советам отца, который в этих случаях давал пациентам воду с некоторым добавлением опиума, а если опия не хватало, пользовался элем миссис Мерфи. Насколько успел узнать Рейли, пациенты доктора Доннегала выздоравливали примерно в два раза быстрее и в живых их оставалось в два раза больше, чем в соседних деревнях. Поэтому он предположил, что отец Бренны Доннегал набрел на что-то стоящее. Во всяком случае, Бренна вливала в рот Флоры именно воду с опием в течение всей ночи, и девушка пока еще не умерла.
Но Рейли подумал, что этого не стоило говорить человеку, развалившемуся на стуле в нескольких футах от постели.
Лорд Гленденинг терпеливо дожидался выздоровления или смерти Флоры и намерен был оставаться у ее постели и дальше. Это было трогательной, хоть и несколько запоздалой данью уважения к матери его четырех дочерей.
Рейли пожалел о том, что Флора без сознания и не может оценить этого жеста.
Бренна, проследив за его взглядом, устало улыбнулась.
— Да, — сказала она, — он спит, и слава Богу. Я думала, что сойду с ума, слушая его клятвы и заверения в вечной любви к Флоре.
Брови Рейли удивленно приподнялись:
— Неужели? Теперь ему можно об этом говорить, когда ясно, что ты не будешь ему принадлежать.
Услышав его слова, она не улыбнулась вопреки его ожиданиям.
Вместо этого она спросила:
— Твои друзья успели на паром?
— Успеют. Послушай, Бренна. Я хочу кое-что сказать о своих друзьях. Я понимаю, что они…
— Ты осмотрел Шеймаса Макгрегора? — перебила его Бренна.
Он кивнул:
— О да. Нет, ты была права. Это все-таки была не голубика. У него то же самое.
— О Господи! — Бренна приложила руку ко лбу. — Мне следовало это предвидеть. Но ведь лето только началось. Слишком рано для этой болезни. Я никак не ожидала…
— Жена Макадамса тоже заболела. И одна из девочек Аберкромби. Мне пришлось забрать ее в амбулаторию. Ей совсем худо.
Рейли заметил, как бледнела Бренна, слушая его. Он уже жалел, что сказал ей.
— Почему бы тебе не вернуться в коттедж и не поспать? — мягко спросил он. С объяснениями и оправданиями можно подождать. Теперь следовало побеспокоиться о более важных и серьезных вещах. — Я разбужу Гленденинга. Он может не хуже тебя вливать опиум в рот Флоры. Потом я совершу обход и посмотрю мальчика Макгрегоров и миссис Макадамс…
— Нет, — Бренна энергично покачала головой, — нет, сейчас нельзя спать.
Она устала, но не могла остановиться. Какое-то внутреннее побуждение заставляло ее двигаться и делать все то, что она делала. Она не могла не откликнуться на брошенный ей судьбой вызов. Она могла бы не спать вовсе, если бы потребовалось. Ее желание побороть болезнь сжигало ее, и отблеск этого внутреннего огня он видел в ее сапфировых глазах.
