Анна Грейси - Ловушка для невесты
Горестное мяуканье, раздавшееся из корзины, объявило Рейфу, что некий котёнок считает, что его забросили уж очень надолго. Рейф выбрался из кровати и выпустил Клео из корзины. Легко боднув головой его ладонь, кошечка направилась к своему лотку с песком, а Рейф осторожно, стараясь не потревожить Аишу, лёг обратно в кровать.
Осмотрев свою пустую миску с недовольным выражением на мордочке, Клео попила воды и, цепляясь когтями за постельное бельё, взобралась на кровать. Она была ещё слишком мала, чтобы прыгать так высоко. Усевшись ему на живот, Клео принялась грациозно умываться, вылизывая себя от мордочки до кончиков лапок.
Закончив туалет, Клео перешла ему на грудь и, ударив лапкой по подбородку, выжидающе уставилась на него. Рейф не двигался. Тогда Клео вновь ударила его мягкой лапкой и замурлыкала. Спящая рядом Аиша пошевелилась.
Сузив глаза, Рейф встретился взглядом с котёнком.
— Тссс, это шантаж, — шёпотом сказал он.
Клео в ответ тоже сузила глаза, но совершенно чарующим образом, и ещё раз мурлыкнула.
— Тихо, я сказал, — прошептал он. — Твоя хозяйка спит.
Рейф почесал Клео за ушком и был вознагражден негромким хриплым кошачьем мурчанием, которое всё продолжалось и продолжалось. Медленно, с котёнком, свернувшимся у него на груди, он погрузился в сон.
Аиша проснулась от кошачьего пения, звучащего прямо около её уха. Открыв глаза, она увидела Клео, лежащую на груди Рейфа. Аиша моргнула. Что здесь делает её кошка? Она же всегда спит в своей корзине.
— Я говорил тебе не устраивать такую возню, — тихо рокотал глубокий голос Рейфа. Аиша в смущении потёрла глаза, а Рейф тем временем продолжал: — Видишь? Ты разбудила её, а за столь чудовищное преступление полагается изгнание. Ты уходишь, — взяв Клео, он мягко опустил её на пол.
Глядя, как серьёзно он разговаривает с этим крошечным созданием, Аиша сонно улыбнулась.
— Такая улыбка словно бальзам для моих больных глаз, — сказал Рейф. — Доброе утро, любимая, — склонившись над ней, он поцеловал её долгим, ленивым, собственническим поцелуем, который разбудил в ней ощущения прошлой ночи. Не отрываясь от её губ, Рейф притянул к себе Аишу. Она почувствовала, как его горячая, возбуждённая плоть прижалась к её животу.
— Нет, — опустив руки ему на грудь, Аиша оттолкнула его.
С полной раскаяния улыбкой Рейф тотчас же отпустил её:
— Извини, любимая, дважды немного слишком для первого раза. У тебя, должно быть, всё болит.
Аиша почувствовала, что краснеет, и натянула на себя голубое покрывало.
— Нет, не… не в этом дело. Просто… — она глубоко вдохнула. — Мы не можем больше этого делать.
Его брови сошлись:
— Я сделал тебе больно?
— Нет, но…
Рейф тотчас же расслабился.
— Хорошо, я так и думал. Тебе же было хорошо, верно? Так казалось, — его взгляд ласкал Аишу.
Покраснев ещё больше, она отвела взгляд. Трудно было что-то говорить, когда его глаза горели этим особенным холодным голубым пламенем. Это казалось очень… личным.
— Наслаждалась я или нет, неважно, — сказала Аиша твёрдо.
— Думаю, это очень важно, — тихо возразил Рейф.
— Этого больше не повторится.
Усевшись в изголовье кровати и откинувшись на стенку каюты, он сложил руки на груди и, очевидно, весьма довольный собой, ухмыльнулся.
— Повторится. — Прикрывавшие его простыни заканчивались чуть ниже талии и лишь отчасти придавали ему пристойный вид. Не то чтобы она смотрела. Очень уж.
Аиша отвела глаза, и её взгляд упал на небольшое кровавое пятнышко на простыне. «Кровь моей девственности», — подумала она и незаметно прикрыла пятно краем покрывала. После всех тех историй, что она слышала, Аиша предполагала, что крови будет намного больше. Так много суеты вокруг чего-то столь незначительного.
— Не повторится, — ещё раз твёрдо сказала Аиша. — Если только ты не возьмешь меня силой.
— Ты же знаешь, что я никогда так не поступлю, — Рейф посмотрел на неё тем своим сонным взглядом, и она сразу же вспомнила слова Лейлы, что его глаза заставляют думать о смятых простынях и о долгих жарких ночах. И теперь Аиша знала, о чём та говорила…
Пытаясь сосредоточиться на предмете разговора, а не на смятых простынях, она кивнула:
— Верно. Так что…
— И что ты скажешь, когда мы поженимся?
Он был так уверен, что их свадьба неизбежна. Аиша раздражённо вздохнула:
— Мы это уже обсуждали. Сколько раз я должна повторять, что не выйду за тебя замуж?
— Этот вопрос больше не подлежит обсуждению, — заявил Рейф, и на этот раз всякое веселье исчезло из его голоса. — Ты была девственницей. А я не из тех, кто губит невинных девушек, а затем просто уходит.
— Губит? — Аиша сердито сверкнула глазами. — Я ни в малейшей степени не погублена. Это было совсем не больно, да и крови почти не оказалось. — Пытаясь не покраснеть, она прибавила: — Больше крови проливается, когда я чищу овощи.
Жёсткое выражение исчезло с его лица, глаза замерцали:
— Когда чистишь овощи?
— Ты понимаешь, о чем я говорю, — смущенно ответила Аиша. — У меня всё в полном порядке. Не считая некоторой незначительной боли, я прекрасно себя чувствую. Поэтому давай больше не будем говорить, что я погублена.
— Я счастлив слышать это, но ты меня неправильно поняла, — сказал Рейф мягким, чуть насмешливым, но совершенно неумолимым голосом. — Погублена в том смысле, что я взял твою невинность, а в моём мире это означает, что мы поженимся, нравится тебе это или нет. Теперь уже дело не просто в слухах. У наших ночных занятий могут быть последствия.
Аиша знала это. Именно поэтому она старалась держаться от него на расстоянии. До тех пора, пока вся её решимость не растаяла в один ослепляющий миг ярости, страха, страсти, ликования от победы над смертью и празднования жизни.
— Я не буду заставлять тебя спать со мной, моя дорогая, — продолжил Рейф, — но я без малейших угрызений совести заставлю тебя предстать перед алтарём. А если тебе хочется поспорить, то я пошлю за преподобным Пэйном и капитаном и велю обвенчать нас прямо сейчас, не сходя с этого места, и плевать мне на карантин.
Аиша уставилась на него. Его упрямо выдвинутый вперёд подбородок словно бы предлагал обвинить его в запугивании. Потому что на самом деле это вовсе не было запугиванием.
События прошлой ночи изменили всё, и они оба знали об этом. Пришло время говорить начистоту.
— Я не та, за кого ты меня принимаешь, — сказала Аиша.
— Только не опять, — устало отозвался Рейф. — Кто же ты тогда?
— Моей матерью была не леди Клив. Маму звали Кати Махабели. Она… она была любовницей моего отца.
