Виктория Холт - Тень рыси
— Без вас здесь не обойтись.
— Придет другой доктор, и вы не будете нуждаться во мне.
— А как же Мод? — спросила я. — Она вам нравится, и вы ей нравитесь.
— Это невозможно, — возразил доктор.
— Не правда, — воскликнула я. — Перестаньте драматизировать события и подумайте о Мод. Вы хотите сделать ее несчастной?
Он запротестовал, но я видела, что мои слова достигли цели.
Проходили дни, ребенку уже было две недели, он все еще оставался слабеньким, и ему требовались постоянный уход няни, а также внимание доктора. Это были удивительные недели. Я ухаживала за Минтой. Материнство изменило ее. Она, казалось, повзрослела и стала красивее, но в глазах так и не исчезла грусть.
Часто приезжал Франклин. Он сидел, беседовал с Минтой о поместье, о былых временах, расспрашивал о ребенке. Я думала, что он больше, чем Стирлинг, подходит в мужья Минте. Они были похожи так же, как я и Стирлинг.
Стирлинг тоже приезжал. Он сидел в комнате Минты, но чувствовали они себя оба неловко.
Однажды он и Франклин приехали в дом одновременно. Я оставила Стирлинга с Минтой, а мы с Франклином прошли в гостиную сыграть партию в шахматы.
Внезапно я вспомнила руку Линкса, переставлявшую фигуру, кольцо на его пальце. Я хранила это кольцо. Оно навевало столько воспоминаний.
Франклин спросил:
— Нора, ты выйдешь за меня замуж? Я отодвинулась от стола.
— Нет, Франклин, — твердо ответила я.
— Мне бы так хотелось этого, — спокойно сказал он.
Я улыбнулась, он поинтересовался, почему.
— Ты делаешь предложение так, будто приглашаешь на стаканчик шерри.
— Прошу прощения.
— Мне не стоило говорить этого.
— Ты всегда должна говорить мне то, что думаешь. Просто я странно выражаю свои чувства.
— Меня это привлекает.
— Я рад. Ты мне очень нравишься, и я надеялся понравиться тебе… Хоть немножко.
— Гораздо больше, чем немножко, но…
— Недостаточно, чтобы выйти за меня замуж?
— Мы очень разные, Франклин.
— Это делает брак невозможным?
— Ты хороший, аккуратный, твоя жизнь правильно налажена…
— Моя дорогая Нора, ты переоцениваешь меня.
— Ты никогда не совершишь необдуманного поступка.
— Разве это плохо?
— Это замечательно. Но к этому тяжело привыкнуть. Я просто хочу сказать, что мы слишком разные, и я не могу выйти за тебя замуж.
Я посмотрела на него, но перед моими глазами было другое лицо, — жестокое, страстное лицо человека, который имел власть надо мной, чего никогда не удастся Франклину. Даже теперь я не понимала своих чувств к Линксу. Брак с ним был порывом, но сейчас я тосковала по Стирлингу, потому что мы были созданы друг для друга. Почему я тогда вышла за другого!?
Но Франклин и я! Минта и Стирлинг! Линкс, как всемогущий Бог, заставил нас танцевать под свою дудочку, и мы закончили танец не с теми партнерами.
— Нет, Франклин, — твердо повторила я. — Я не могу выйти за тебя замуж.
Ребенок становился все более крепким, чего нельзя было сказать о Минте. С каждым днем она казалась все более болезненной, более хрупкой.
— Она не поправляется, — сказал доктор. — Она безразлична ко всему.
Чудесные блюда, которые готовила миссис Гли, не вызывали у нее аппетита. Миссис Гли чуть не плакала, когда они возвращались на кухню нетронутыми. Минту навестила Мод. Она принесла мед и желе из черной смородины. Мод сказала мне, что доктор сделал ей предложение.
— Оно было принято, конечно же, — сказала я. Она кивнула.
— Он все рассказал мне, и мы хотим удочерить Друсциллу. Разве это не чудесно? Мистер Херрик согласен.
Я рассказала об этом Минте.
— Все складывается хорошо, — уговаривала я ее. — Ты должна есть и поправляться. Как находишь сына?
— Ты можешь забрать его.
— Я! Как только ты поправишься, я вернусь в Австралию.
— Ты все-таки собираешься уехать?
Я заверила ее, что да. Она казалась очень грустной. Я сказала ей, что вернусь через несколько лет. Тогда, возможно, у маленького Чарльза будет сестренка или братишка. Она покачала головой.
Я, действительно, очень беспокоилась о ней. Мне было ясно, что что-то тяготит ее.
Меня измучила вина перед ней. Я все время думала о Минте. Иногда не могла заснуть целыми ночами. Однажды я встала и пошла к ней в комнату. Лампа горела всю ночь. В спальне было невероятно холодно — окно было распахнуто. Минта лежала на кровати в одной ночной рубашке, сбросив с себя все одеяла.
Я быстро закрыла окно и подошла к кровати. Потрогала простыни, они были сырыми. На столике стоял пустой кувшин для воды.
— Кто это сделал? — спросила я.
Подняла Минту с кровати и завернула в одеяло, усадила на стул, поменяла простыни, вскипятила воду и наполнила ею бутылки, потом уложила бедняжку в постель. Она вся дрожала и бредила, иначе я бы никогда не узнала, что ее мучило.
Я сидела и слушала ее бессвязную речь: о Стирлинге, обо мне, о себе. Она все знала. Она говорила о ребенке, который будет играть на лужайках Уайтледиз. Эта фраза часто преследовала меня.
— Как трудно умереть, — жаловалась она. — Я должна умереть — это единственный выход.
Теперь я поняла все. Я была поражена ее любовью к Стирлингу: она была готова умереть ради него.
Я приняла решение — буду ухаживать за ней, пока она не выздоровеет, я обязана вернуть ее к жизни. Стерлинг полюбит ее со временем, если меня здесь не будет. Мы должны избавиться от абсурдной мысли, что созданы друг для друга (иначе ничто не помешало бы нам). Стирлинг будет счастлив с Минтой. Может быть, это не будет всепоглощающая страсть, которую я испытала с Линксом. Да и к чему она? К тому же Стирлинг будет доволен тем, что исполнил желание отца.
Через неделю Минта начала поправляться. Я строго поговорила с ней, сказала, что знаю о ее намерении. Это не должно повториться. Малодушно лишать себя жизни.
— Даже ради других? — спросила она.
— Ради чего бы то ни было. Жизнь означает то, что нужно жить.
А она поведала мне о том, как узнала, что я и Стирлинг любим друг друга. Я вспомнила тот наш разговор и поняла, что это должно было убить Минту.
— Ты любишь Стерлинга, — сказала она. — Вы много значите друг для друга. В вас много общего. Вы сильные, предприимчивые люди.
— Кто знает, что такое любовь? — спросила я. — Время покажет. Любовь — это не внезапная страсть, она создается годами. Возможно, она у вас впереди.
— Но Стерлинг любит тебя. Он говорил с тобой так, как никогда не разговаривал со мной.
— Однажды это придет. Тогда он забудет меня.
— Не правда, Нора.
— Это может доказать только время. Я почти убедила ее. С каждым днем ей и ребенку становилось все лучше. Никогда не забуду, как она первый раз взяла его на руки. Я знала, что теперь ей есть ради чего жить.
