Лоретта Чейз - Пленники ночи
— Ну конечно, он был принцем из сказки! Он обманом лишил тебя невинности, а потом, возможно единственный раз в своей жизни, сделал благородное дело, дав тебе свое имя. А после этого он преподнес тебе такой замечательный урок — жизнь в замужестве, — что ты скорее рискнешь своей репутацией и карьерой, прежде чем решишься снова выйти замуж.
Исмал услышал, как Лейла шумно вздохнула, и проклял свою несдержанность.
— Пожалуйста, прости меня. Я был груб. Но я не мог сдержаться… Представить тебя на улице… молодую девушку. Я расстроился. Но так мне и надо. Я не подумал, что рассказ о Хелене так тебя взволнует. Ты сочувствуешь даже ей.
Если он и причинил Лейле боль, она это скрыла. Просто продолжала стоять, высоко подняв голову.
— Сочувствие — это одно, а болтать о прошлом — совсем другое. Во всем виновата эта проклятая комната. Здесь все гнетет: тяжелая мебель, спертый воздух. Фрэнсис никогда не открывал окна. А после его пирушек здесь воняло спиртным и табаком.
— Да, эта комната давит, — согласился Исмал.
— Я всегда говорила, что у его шлюх, верно, крепкие желудки. Не говоря уже о том, что вокруг все, верно, кишело паразитами. Я ни за что не легла бы в эту постель, даже если бы матрас был набит сильно пахнущими травами, такими, как пижма.
Лейла отошла от кровати, и ее взгляд остановился на четырехугольном балдахине.
— Наверное, в этих мешочках трава.
Исмал проследил за ее взглядом, и его мысли тут же заработали.
— Чтобы отпугивать насекомых?
— Видишь? Ко всем четырем углам мешочков пришиты украшения в виде кисточек? Фрэнсис специально их заказал, чтобы они выглядели, как часть драпировки. Но это не так. Их привязывали к столбикам и через каждые несколько месяцев в них клали новую порцию трав.
Исмал уже начал стягивать сапоги.
— Фрэнсис делал это сам. Это была его единственная обязанность по дому.
Исмал все понял. Он уже ходил по кровати и поочередно сжимал матерчатые мешки. У изголовья с правой стороны он нашел то, что искал: под его рукой зашуршала бумага.
Он развязал мешок и сел на кровать. Лейла села рядом, и Исмал передал ей мешок.
— Ты сделала предположение, и тебе принадлежит честь открыть этот тайник.
Лейла развязала тесемки и высыпала содержимое на матрас: на горстке сухой пижмы лежал свернутый в трубочку пахнущий лавандой лист бумаги. Он был девственно чист.
— Это сделала она! Она украла письма. Могу поспорить на пятьдесят фунтов, что это ее бумага.
Лейла поднесла бумагу к носу, хотя Исмал уже узнал и бумагу, и запах.
— Бумага надушена. Это духи Хелены. Она нарочно надушила эту бумагу, чтобы Фрэнсис понял, кто это сделал — Поступил так же, как он положил булавку для галстука так, чтобы ее нашел Шербурн.
Вот все и закончилось. После многих недель c6ора информации, с которой Исмал не знал, что делать, части мозаики начали складываться в картину.
Он взял у Лейлы бумагу.
— Хелена, вероятно, не знала, что у твоего мужа плохо с обонянием. И все же надушила бумагу. Это совершенно очевидный намек. Ты не находишь это странным?
— Черт! Это же очевидно! Она не стала бы оставлять улики, если бы подмешала в настойку опиума яд. Зачем оставлять послание человеку, который умрет через несколько часов? Кроме того, зачем намеренно оставлять изобличающие улики?
Исмал кивнул.
— Даже если предположить, что Хелена украла письма накануне Нового года, а через несколько недель вернулась в дом, чтобы отравить его…
— Что невероятно…
— Она позаботилась бы о том, чтобы уничтожить указывающие на нее улики.
— Значит, его отравил кто-то другой. А Хелена об этом не знала. Это объясняет тот факт, что она так расстроилась, когда я рассказала ей про свое обоняние. Смерть Фрэнсиса и расследование, видимо, оказались для нее шоком. Как и для Лэнгфорда, если он нанял ее украсть письма.
— Выбор времени, — сказал Исмал. — Нас обоих ввел в заблуждение выбор времени. Похоже, что кража и отравление произошли в разное время — скорее всего даже не в один и тот же день. Поэтому нам следует предположить, что Хелена украла письма накануне Нового года или в какой-то другой день, когда она была уверена, что тебя не будет дома. Это могла быть первая ночь твоего пребывания в Норбури-Хаусе. То есть в воскресенье, одиннадцатого января.
— Как бы то ни было, нам придется исключить и Лэнгфорда. Зачем рисковать — в лучшем случае — скандалом, а в худшем случае — судебным разбирательством по поводу убийства, если никто больше не мог ему ничем угрожать?
Следовательно, остаются Эйвори, Шербурн и леди Кэррол. Исмал уже начал понимать, что остается — выбор времени, аномалии, связи. С этого надо было начинать уже несколько месяцев тому назад. Ну уж неделю назад точно.
— Да, да, знаю. — Лейла потерла виски. — Но как-то… должно быть что-то еще. Хелена. Я знаю, что она ключ к разгадке. Проклятие. — Лейла сунула лист Хелены обратно в мешочек и встала. — Мне надо выйти из этой жуткой комнаты. Как только мы найдем убийцу, я выкину из этой комнаты все до единой вещи, чтобы остались лишь стены и пол.
— Я предпочел бы вообще найти новый дом. Лейла остановилась на полпути к двери.
— После того как мы поженимся, — добавил Исмал. — Нам нужен дом побольше, так чтобы у тебя был целый этаж для работы.
— Поговорим об этом потом, — решительно заявила Лейла. — У меня и без этого голова идет кругом. Мне надо все записать. Я пойду в студию.
Исмал мог бы сказать Лейле, что ей не надо ничего записывать. Он и так мог объяснить, как все произошло, или почти все. Но Лейле доставит большее удовольствие самой во всем разобраться, подумал он и, поэтому промолчав, пошел вслед за нею в студию.
Лейле потребовалось не менее десяти минут, пока до нее дошло, что Исмал ей просто потакает. Он сидел рядом за ее рабочим столом, смотрел, как она покрывает чистый лист какими-то заметками и стрелками, и делал вид, что внимательно ее слушает.
На самом деле он скучал.
Она отложила карандаш и сказала:
— Давай выкладывай. Я вижу, тебе не интересны мои размышления?
— Нет, почему же, я тебя слушаю. То, что ты говоришь о Шербурне, очень интересно. Я сам видел его в обществе Хелены Мартин в тот вечер, когда я встретил Эйвори. Это действительно возможно, что Шербурн поделился своими трудностями с Хеленой.
— Может, ты и слушаешь, но явно не воспринимаешь того, что я говорю.
Исмал одарил Лейлу самым что ни на есть невинным взглядом.
— Почему ты решила, что я не воспринимаю?
— Я вижу по глазам. Когда ты думаешь, они темнеют. Зачем тебе думать, если ты уже все решил.
Исмал вздохнул.
— Я подумал, что ты предпочтешь сама собрать все воедино.
