Бренда Джойс - Обретенная любовь
Алексей, погруженный в раздумья, стоял у одного из окон спиной к ней. Элис решила, что думает он о проведенной вместе с ней ночи. На пороге комнаты она замерла, сдерживая порыв броситься к мужу и сообщить ему, как безумно она его любит. Тем не менее, она просто улыбнулась и, испытывая непривычное стеснение, сказала:
— Доброе утро.
Он повернулся и не улыбнулся в ответ, но окинул ее тяжелым взглядом с головы до ног. Если ее платье и понравилось ему, он ни словом об этом не обмолвился. Выражение его лица оставалось совершенно непроницаемым, и угадать его мысли было просто невозможно.
— Доброе утро.
Прошагав мимо нее, Алексей закрыл дверь.
Почему он не улыбается? — недоумевала Элис. Самой ей очень хотелось рассказать ему, какой восхитительной показалась ей вчерашняя ночь, но угрюмость мужа пугала ее.
— Алекси? Что-то не так?
Разве он не взволнован из-за случившегося так же, как и она? На лице его отразились тревога и неуверенность.
Алексей встал прямо перед ней, пронизывая ее взглядом:
— Как ты вообще можешь об этом спрашивать? Я напугал тебя прошлой ночью.
Он думал о том, как вечер начался, а сама Элис даже не вспоминала о гневе мужа по поводу писем Блэра.
— Произошло ужасное недоразумение, но теперь оно улажено.
— Неужели? — Он скрестил руки на груди. — Я причинил тебе боль?
Смущение ее усиливалось.
— Я в порядке.
— Я причинил тебе боль? — с нажимом повторил Алексей.
Элис молча взирала на него, гадая, не слишком ли много он вчера выпил, вследствие чего теперь не помнит, что случилось.
— Нет. Алекси, мы сначала в самом деле повздорили, но потом занялись любовью.
Она неуверенно улыбнулась ему.
— О, это я помню, — мрачно отозвался он. — Никакая женщина не заслуживает подобного обращения.
Элис ушам своим не верила.
— Алекси, произошло ужасное недоразумение.
— Ты убегала от меня в страхе — а я бросил тебя на кровать. — Взгляд его пылал огнем. — Так я причинил тебе боль?
Поколебавшись немного, Элис ответила:
— Мы занимались любовью.
Его лицо сделалось таким жестким, точно оно было высечено из камня.
— Я видел кровь.
Так он ничего не знает! Элис с недоверием воззрилась на мужа, не понимая, как же он до сих пор не догадался, что она была девственницей. Она задрожала:
— Да.
— Так откуда взялась кровь? Стоит ли мне вообще об этом спрашивать? — Он хрипло безрадостно рассмеялся. — Я гнался за тобой по ступеням, потом швырнул на кровать. Ты говорила «нет», но я вынудил тебя к близости.
Элис задохнулась от неожиданности:
— Нет! Все действительно началось… ужасно, но потом мы занялись любовью!
Алексей фыркнул:
— Ты проявляешь такое великодушие нынче утром. Я этого не заслуживаю.
— Ты не принуждал меня силой, — запротестовала она. — В конце концов, я с радостью приняла тебя, и все было восхитительно. Эта ночь стала для нас началом новой жизни.
— В самом деле? — замогильным тоном спросил он. — Мы просто поддались влечению, которое испытывали друг к другу всю жизнь, Элис. Но прошлое от этого не изменилось. И причина, по которой мы поженились, а потом я бросил тебя, тоже. Так же как и то обстоятельство, что в твоем письменном столе лежат письма от другого мужчины. — Он нахмурился. — Тот факт, что ты любишь кого-то еще, остался прежним, не так ли?
Элис громко вскрикнула. То, что они занимались любовью, ничего для него не значило. И ничто не изменилось — за исключением разве того, что больше она не являлась двадцатишестилетней девственницей!
— Я не люблю другого мужчину! — воскликнула она.
Но Алексей ее словно не слышал.
— Я никак не возьму в толк, почему ты ведешь себя столь великодушно. Шесть лет я только и делал, что унижал тебя, а прошлой ночью причинил тебе боль, соблазнил тебя и воспользовался тобой.
Он говорил очень спокойным тоном, но румянец на его щеках стал еще заметнее.
Элис отвернулась от мужа, изо всех сил сдерживая слезы. Так вот, значит, что он думает!
Алексей ее вовсе не любит.
— Так не может дольше продолжаться.
Напрягшись всем телом, Элис в испуге повернулась, и взгляды их встретились.
— Ты несчастлива. И я тоже.
Его слова ранили ее подобно кинжалу. Она сделала шаг по направлению к нему:
— Мы могли бы попытаться начать все сначала.
Алексей воззрился на нее мрачным недоверчивым взором:
— Полагаю, эту попытку мы уже использовали и поняли, что не способны жить под одной крышей как муж и жена.
Элис захлестнула волна отчаяния. Она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Слова не шли у нее с языка.
— Я отплываю в Кантон в июне, — оживленно произнес он, точно выступал перед советом директоров или группой инвесторов. — Изначально я намеревался поднять паруса в середине месяца, но теперь решил сделать это первого числа. До этой даты осталось всего две недели. До тех пор нам нужно заключить перемирие.
— Перемирие? — эхом повторила Элис.
Прошлой ночью муж занимался с ней любовью с немыслимой страстью, а сегодня утверждает, что они не могут жить вместе, и требует перемирия.
— Я даже стану исполнять роль любящего мужа — если ты, конечно, все еще хочешь этого. — Алексей прошел мимо нее и распахнул дверь. Если он и заметил шок, в котором пребывала Элис, то виду не подал. — Не беспокойся, отныне я буду контролировать себя и никогда больше не подойду к твоей двери.
От этих слов Элис пришла в совершеннейшее отчаяние.
Глава 15
Все еще пребывая в шоке, Элис вернулась в свою спальню и, закрыв дверь, замерла посреди комнаты, невидящим взором глядя в пространство.
И что ей теперь делать?
В душе ее поднялась волна скорби, затопившая ее. Прошлая ночь ничего не значила для Алексея. Ничего не изменилось, он по-прежнему винит ее в том, что случилось в прошлом, считает ее самой искусной лондонской обольстительницей и совсем ее не любит. Тем не менее, всеизменилось, потому что она поняла, что любит его и никогда не переставала любить — теперь она это точно знала.
Элис так много пришлось пережить: смерть Уильяма Монтгомери, пренебрежение Алексея и шесть лет непрерывных сплетен. Как же ей теперь перенести его безразличие?
Он хочет заключить перемирие.
Его интересует лишь передышка, а не настоящий брак, в котором царят любовь и страсть.
Сама же Элис отчаянно желала, чтобы Алексей стал ее любовником, настоящим мужем и другом. Она жаждала жизни, наполненной любовью и страстью, а не какого-то треклятого перемирия.
