Ханна Хауэлл - Серебряное пламя
– Я дочь Арабел Броуди – ее плоть и кровь.
– Ну и что? – Он слегка отстранился от нее и нахмурился. – Эта женщина мертва. Она больше не причинит нам вреда.
– Ты уверен? В моих жилах течет ее кровь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что яблоко падает недалеко от яблони.
– И что это должно означать?
– Я дочь Арабел. Проклятие, я ее живая копия.
– Я уже говорил тебе, что это не важно.
Шайн сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться.
– Ты слышал когда-нибудь о дурной наследственности?
– Да.
Тон, которым он произнес это слово, и выражение его глаз заставили Шайн насторожиться, однако она продолжила:
– Имея такую мать, как Арабел, поневоле начнешь задумываться о подобных вещах. Наверняка во мне есть дурное семя. Возможно, оно никогда не прорастет. Но что, если это случится? Я могу стать копией Арабел не только внешне, но и внутренне. Я могу причинить зло своим близким, как это делала Арабел. И что совсем невыносимо, я могу передать это проклятие своим детям.
Гэмел слушал ее с нарастающим недоверием. Он не мог поверить, что Шайн готова отказаться от всего, что было между ними, в угоду предрассудкам. Даже понимая ее глубокую и искреннюю озабоченность, он приходил во все большее раздражение и с трудом сдерживался, чтобы не тряхнуть ее так, чтобы лязгнули зубы.
– Так что, как видишь, единственный выход для меня – оставаться одной, – заключила Шайн, с опаской глядя на Гэмела, который выглядел так, словно готов придушить ее. Такой реакции она не ожидала.
– Ты родилась такой тупой или поглупела за те годы, что провела в обществе Фартинга? – осведомился он наконец.
– Что? – Шайн растерялась, задетая презрительными нотками, прозвучавшими в его голосе.
Гэмел вскочил с постели и принялся расхаживать по комнате, помедлив только для того, чтобы схватить с пола свои рейтузы и натянуть на себя.
– Я всегда считал одним из твоих достоинств тот факт, что у тебя есть мозги, что ты не пустоголовая девица, способная рассуждать только о рукоделии и дерзких горничных. Но теперь я начинаю серьезно сомневаться, что за твоими прекрасными глазами что-то есть.
– Незачем оскорблять меня. – Шайн начала злиться, раздраженная его насмешками над тем, что мучило ее месяцами. – Речь идет о безумии. Это не пустяк, от которого можно отмахнуться. Во мне течет дурная кровь Арабел.
Гэмел подбоченился, стоя перед кроватью.
– Тогда давай позовем врача, чтобы он очистил ее с помощью пиявок. Теперь я понимаю, что затеяли наши друзья. Видимо, они узнали, какой чушью набита твоя голова, и решили запереть нас вместе, чтобы я вложил в тебя немного здравого смысла.
– Ты никогда не поднимешь на меня руку, – отозвалась Шайн в замешательстве. Гэмел был так уверен, что она говорит ерунду, что она начала сомневаться в собственных словах.
– К сожалению, хотя соблазн велик. Все эти россказни про дурную кровь не более чем предрассудки. – Он схватил ее за плечи. – Конечно, есть люди, в том числе весьма влиятельные, которые верят в подобную чепуху. Но можно найти немало примеров, доказывающих, что порочность не передается от родителей к детям. То, что превратило Арабел в чудовище, не могло передаться ее ребенку. Неужели тебе так трудно в это поверить?
– Я хочу поверить, – прошептала она. – Это меня и смущает. Я так сильно хочу поверить, что это туманит мне мозги.
– Твои мозги еще никогда не были в таком тумане, как сейчас. – Он сел на постель рядом с ней. – Я согласен, что бывают случаи, когда безумие передается по наследству. Редко, но бывают. Однако это становится заметным уже в детские годы. Безумие не дремлет годами, чтобы в один прекрасный момент проявиться. Твоя мать страдала не безумием, а бессердечностью. Сколько ей было лет, когда ты родилась?
– Семнадцать.
– Вот видишь. И зло уже овладело ею.
– Да. Я знаю это с ее слов, – кивнула Шайн, ощутив проблеск надежды.
– Ты уже на год старше, однако у вас нет ничего общего, кроме внешности. Арабел ненавидела детей, а ты готова умереть за своих братьев. Арабел испытывала вожделение к каждому мужчине, который попадался ей на глаза, а ты прожила с Фартингом шесть лет и не спала с ним. Арабел могла убить человека по самой пустячной причине. Ты не убийца, дорогая. Она была жестока и тщеславна в отличие от тебя. У тебя нет ни одного порока этой женщины. Тебе нужны еще доказательства? Почему ты отвергаешь меня и обрекаешь себя на одиночество? То, что произошло между нами сегодня, говорит, что ты так же страстно желаешь меня, как я тебя. И тем не менее ты готова отказаться от всего этого. Почему?
– Я не могла остаться с тобой, зная, во что я могу превратиться со временем, – ответила Шайн слегка пристыженным тоном и покраснела, начиная понимать, как глупо себя вела. – Я боялась, что если стану похожей на мать, то причиню страдания тебе и всем своим близким. Поэтому я решила, что лучшее, что я могу сделать, – это расстаться с тобой.
– Понятно. Ты решила пожертвовать собой. Кстати, Арабел не отличалась склонностью к самопожертвованию.
– Ах, Гэмел, – промолвила она, откинув с лица прядь волос и гадая, когда он успел распустить ее косы, – похоже, я вела себя как последняя дура.
Гэмел обнял ее и прижал к себе.
– Но по очень благородным причинам. Пожалуй, я прощу тебя.
– Как это мило с твоей стороны. – Шайн рассмеялась, сообразив вдруг, что она смеется в первый раз, с тех пор как они расстались. – И что мы будем теперь делать?
– Жить в Дорчебейне. Или в Данкойле, если тебе угодно.
– Ты хочешь, чтобы мы остались мужем и женой?
– Только я решил, что твои мозги прояснились, как ты разбиваешь мои надежды вдребезги своим глупым вопросом. Теперь, когда ты снова со мной, я не позволю тебе ускользнуть. Ты устроила мне двухмесячный ад, дорогая. Я не могу даже представить себе, чтобы пройти через него снова. – Он уложил ее на постель и приник к ее губам в долгом поцелуе. – Господи, как же я тосковал по тебе. – Он потерся носом о ее шею. – Если бы я знал, какой мучительной может быть любовь, я никогда бы не позволил тебе втянуть меня в это дело.
Его слова вызвали в Шайн такой всплеск эмоций, что на мгновение она лишилась дара речи.
– Ты любишь меня?
Гэмел поднял голову и посмотрел на нее.
– Какой же я идиот, – сказал он, обхватив ее лицо ладонями. – Неужели ты этого не знала, дорогая? Ты моя половинка, без которой я не чувствую себя целым. Без тебя я не человек, а пустая оболочка. И к тому же довольно угрюмая, если верить Фартингу.
Боясь, что он увидит слезы, которые жгли ей глаза, Шайн уткнулась лицом в его плечо.
– Я тоже люблю тебя, Гэмел Логан. – Она издала негромкий смешок, когда он крепче прижал ее к себе. – Правда, я не сразу поняла это, но в тот момент, когда я осталась одна в Дорчебейне, все мои сомнения исчезли. Ты всегда слишком сильно давил на меня, не давая времени подумать, так что в этом смысле разлука пошла на пользу. Хотя, признаться, мне хватило и пяти минут одиночества, чтобы понять, что я чувствую к тебе.
