Джо Беверли - Нежный защитник
— Что я буду делать, если ты умрешь? — в ужасе проговорила она, затягивая очередной узел.
— Я не умру от таких пустяков, Рыжик.
— Мой отец тоже не собирался умирать от той раны, — сердито возразила она. — Ланкастер говорил, что стрела могла быть специально заражена.
— Значит, он тоже об этом думал?.. — обернулся к ней Фицроджер.
— Ты думал о том, как умер мой отец? — опешила Имоджин. — Но почему ты ничего не говорил мне об этом?
— А с какой стати? У тебя и так хватает причин ненавидеть Уорбрика.
— С такой, что я имею право знать! — Она грубо дернула за конец бинта. — Сколько еще секретов ты от меня скрываешь?
— У каждого из нас есть свои тайны. — Он предусмотрительно отодвинулся от своей целительницы и привалился спиной к стене.
— Ага, снова сокровище! — От возмущения Имоджин стало трудно дышать. — Ты не успокоишься, пока не наложишь на него свои лапы, Фицроджер? И мне снова придется с тобой спорить?
— В данный момент нам вообще не стоит спорить о чем бы то ни было, — невозмутимо возразил он. — Да, у меня были некоторые соображения по поводу того, как погиб твой отец, но это еще не повод закатывать истерику. Вполне возможно, что стрела была заражена или отравлена. И поскольку Уорбрик хотел захватить замок, подозрения падают именно на него.
Имоджин постаралась взять себя в руки. Он опять был прав. Сейчас не время выяснять отношения.
— Ланкастер готов обвинить либо тебя, либо короля.
— Вот как? А что думаешь ты?
— Что это не мог быть ты, — ответила она, не опуская глаз.
— Почему?
Потому что интуиция подсказывала ей, что это не он. Но она не сказала об этом вслух.
— Ты бы наверняка опередил Уорбрика. Ты самый ловкий солдат в королевском войске.
— Рад, что ты находишь во мне хоть какие-то достоинства. — Он откинулся к стене и сжал раненую руку. По-видимому, она причиняла ему немалые страдания.
— Очень болит? — Имоджин мигом позабыла о своем гневе.
— Не больше, чем положено в подобных случаях. Кровотечение скоро прекратится. Единственная проблема — утрата подвижности. Остается надеяться, что мне не придется драться.
— Почему бы нам не отправиться в Кэррисфорд? Это совсем близко. Там тебе окажут настоящую помощь, — предложила она.
— Нет. — Она перехватила его изучающий взгляд. — Если на нас напали люди Уорбрика — откуда он мог узнать, что мы ночевали в монастыре?
— Если он следил за нами…
— Это не исключено, хотя мои солдаты постоянно патрулировали в лесу и наверняка заметили бы его лазутчиков. Но тогда как ему удалось подсунуть охране отравленное вино?
— Если он кого-то подкупил… Но Гарет говорил, что люди Ланкастера привезли его с собой!
— Я как-то упустил это из виду.
— Никто и не утверждает, что ты должен быть безупречен во всем!
— Это хорошо, потому что от тебя у меня голова идет кругом.
Это было сказано так откровенно и просто, что поначалу Имоджин решила, что ослышалась.
— Ты не шутишь?
— Нет, особенно сейчас. — Он не спускал с нее взгляда, хотя в сумерках трудно было прочесть выражение его лица.
— Сейчас?
— Сейчас, когда я увидел в тебе огонь.
— Ты имеешь в виду прошлую ночь?
— Я имею в виду сегодня. Сядь рядом.
Не понимая, чего он хочет, она подвинулась, и Фицроджер усадил ее к себе на колени, пользуясь здоровой рукой.
— Ты хоть помнишь, как сыпала самыми грязными ругательствами и визжала от восторга после каждого удачного удара?
— Да. — От стыда она даже зажмурилась.
— Ты настоящая амазонка, жена моя. — Он прижал ее к себе. — Ты прирожденная воительница. И если бы не моя рука и не грозящая нам опасность, я взял бы тебя прямо в этой пещере, как полагается брать амазонок: в крови и еще не остывших после боя.
Только теперь Имоджин сообразила, что она с головы до ног измазана кровью, а он так и вовсе залит ею. До сих пор ее это совсем не волновало.
Он поцеловал ее крепко и страстно.
— Я еще никогда не испытывал такого восторга. — Он приложил ее руку к своей шее, чтобы она могла ощутить, какими сильными толчками струится по жилам его кровь.
— Это лихорадка от раны, — произнесла она.
— Нет.
Казалось, каждый удар его сердца отдается в ней, как удар молота по наковальне.
— Мне что-то не по себе. Я вся дрожу, а почему — не знаю. Как будто мне чего-то не хватает. Но я больше не хочу рисковать… — Тут Имоджин вспомнила прошлую ночь и поняла, чего ей не хватает. Она обеими руками повернула его голову к себе.
— Мы не можем, Имоджин. Это слишком беспечно. — Но он не возражал против поцелуя, еще больше разгорячившего их кровь. — Нет. — Осторожно, но решительно он отодвинул ее от себя. — Сядь вот здесь, Рыжик. Нам надо поговорить и иметь при этом ясные головы.
Она ужасно не хотела слезать с его колен, но знала, что лучше не спорить. Она нехотя опустилась на пол пещеры. Неутоленное желание причиняло ей физическую боль. Если бы не его рана, ее ничто бы не остановило.
Отодвинувшись от него на добрых шесть футов, Имоджин сложила руки на коленях и произнесла:
— Итак, говори.
— Я подозреваю, что за этой атакой стоит Ланкастер и его главной задачей было убить меня, а не захватить тебя в плен. Во время стычки ты то и дело оставалась без прикрытия — и тем не менее никто этим не воспользовался. Зато все, кто мог, набросились на меня. Последний обстрел из луков был затеян в надежде прикончить меня или хотя бы ранить, чтобы потом добить в рукопашной. Но, к сожалению, я поздно увидел, чего они добивались.
— Ты увидел? Значит, для тебя тоже все как будто замедлилось?
— А для тебя замедлилось? — Его взгляд стал напряженным и острым.
— Да. Очень странное чувство. Не пойму, что это на меня нашло. Но каждое движение стало таким отчетливым, а люди такими неуклюжими…
— И я тоже?
— Нет, — ответила она. — Ты двигался медленно, но всегда был достаточно ловок, чтобы попасть в цель.
Он запрокинул голову и расхохотался.
— Да ты не просто амазонка — у тебя еще и дар! А я-то не мог понять, как тебе удалось проскочить сквозь лес и не свалиться с лошади! Будем молиться, чтобы этот дар унаследовали наши сыновья!
— Это дар?
— И самый драгоценный из всего, чем может обладать солдат. Чем горячее схватка, тем медленнее она кажется обычному человеку. Он успевает оценить каждый удар и отразить его без обычного вреда для себя.
— Разве такой дар бывает не у всех?
— Хорошо, если у одного на тысячу. Или даже на сто тысяч.
— Но это же нечестно! — с чувством воскликнула она.
