Эльза Вернер - Дорогой ценой
Теперь Габриэль жила вместе с матерью в столице, и была центром притяжения для многочисленных искателей ее руки. Соединение красоты и нравственного обаяния с огромным богатством встречается очень редко, поэтому среди претендентов на ее руку называли такие имена, которые могли бы вскружить голову двадцатилетней девушке. Однако Габриэль отклоняла все предложения и, казалось, думать не хотела о браке, к огромному огорчению старой баронессы, истощавшей все свое красноречие, чтобы изменить настроение дочери. Габриэль достигла совершеннолетия, вступила во владение своим имуществом, и теперь, по мнению матери, было как раз время выбрать себе мужа.
Советник Мозер исполнил свое давнее желание и вышел в отставку еще за четыре года до описанных событий, сразу после смерти барона. С одной стороны, его побудила к этому смерть патрона, с другой – ему, как он думал, не пристало оставаться на казенной службе, породнившись с семьей «демагога». Хотя он и руками, и ногами отбивался от этого родства – ничто не помогло: Макс Бруннов не оставил его в покое, пока он не сдался. Упорный жених с величайшей пунктуальностью являлся к нему каждый день, чтобы повторять своему дорогому тестю, как он счастлив, что будет его зятем, и как твердо верит, что лучшего зятя вообще нельзя найти на всем белом свете. Если старик впадал в гнев, бессовестный врач грозил ему параличом и прописывал успокоительные капли. Если отказывал ему от дома – Макс хладнокровно заявлял, что не может лишить себя свидания с невестой, и на другой день являлся часом ранее обыкновенного. Когда однажды советник натолкнулся на довольно нежную сцену, Макс, не дав ему сказать ни слова, обнял его и заявил, что его нежные чувства распространяются не только на Агнесу, но и на дорогого папашу. В конце концов советник покорился своей участи, так как принадлежал к числу людей, которым достаточно ежедневно упорно твердить что-либо, чтобы они наконец сами поверили в это.
С духовными опекунами невесты дело обстояло труднее – они никак не хотели допустить ее замужества. Духовник Агнесы поднял страшный шум, на что Макс ответил еще решительнее и явился в качестве зрителя на отповедь, которая предназначалась провинившейся Агнесе. Разгневанный патер приказал ему удалиться, но молодой доктор возразил, что, как жених, имеет право присутствовать при объяснении, причем надеется и сам получить известную пользу от красноречия его преподобия.
Настоятельница монастыря, в котором Агнеса воспитывалась и в который собиралась поступить, писала своей воспитаннице письмо за письмом, но Макс завладел корреспонденцией и, к исступленному негодованию набожной дамы, сам отвечал на ее письма. Когда его противники грозили ему муками ада – он отвечал угрозой прибегнуть к прессе, уверяя, что разгласит историю своей любви и подымет шум в газетах жалобой на то, что у него хотят отнять невесту и насильно заточить ее в монастырь. Это заставило его врагов призадуматься. Рудольф Бруннов, благодаря последним событиям, стал таким известным лицом в городе, что и его сын при подобных обстоятельствах непременно должен был возбудить к себе общий интерес, а падение предыдущего правителя показало, какую роль может в таком случае сыграть газетная статья.
Наконец между духовником невесты и молодым врачом разыгралась последняя, весьма драматическая сцена, кончившаяся приблизительно так же, как последнее объяснение жениха с будущим тестем. Почтенный патер оказался совершенно укрощенным.
– Этот человек – прямо-таки нечистый, от которого да сохранит нас Бог, – произнес он, когда мучитель наконец оставил его. – Он и в самом деле способен натравить на нас газетную свору и опозорить наш монастырь. Придется уступить.
Макс благоразумно поторопился со свадьбой и увез жену в Швейцарию. Рудольф Бруннов, благодаря полученному наследству, мог жить вполне обеспеченно и настоял на том, чтобы молодые поселились в его доме, поскольку у Макса еще не было практики. Он вскоре приобрел ее, но отец и сын продолжали жить вместе. После сцены, разыгравшейся у постели больного Макса, отношения между ними совершенно изменились; если же когда-либо и возникали разногласия, Агнеса спешила вмешаться со свойственной ей кротостью и мягкостью, и всегда успешно.
Старый советник по-прежнему жил в Р., но каждое лето приезжал навестить своих детей.
Снова наступило лето. Скромный домик Рудольфа Бруннова имел теперь совсем иной вид: он был перестроен и расширен, так как в нем жили две семьи; сад, благодаря прикупленной земле, увеличился почти вдвое. Сегодня молодой Бруннов, старавшийся посещать пациентов вне своего дома в предобеденные часы, изменил своей привычке и сидел у себя в саду с дорогим гостем, прибывшим всего полчаса назад.
– Теперь ты должен всецело принадлежать мне, Георг, – говорил Макс, – отец опять совершенно завладел тобой, а ведь твой визит предназначался прежде всего мне. Какая приятная неожиданность! Я ведь и не подозревал, что ты в Швейцарии.
– Это была командировка, – сказал Георг, – я был послан министром к нашему посланнику в Б. с поручениями, которые мне удалось выполнить скорее, чем я думал, и я не мог отказаться от удовольствия заехать к тебе хоть на один день.
За четыре года Винтерфельд стал более мужественным, в манерах его появилась спокойная уверенность. Прозрачная бледность лица уступила место здоровому румянцу, хотя работал он нисколько не меньше, чем раньше. Однако ясный в прежние годы лоб омрачала легкая тень, а чудесные голубые глаза были не только серьезными, как прежде, но даже печальными. Человек, едва достигший тридцати двух лет, с солидным положением и многообещающим будущим, по-видимому, не был счастлив и не испытывал радости от своих успехов в жизни.
Макс Бруннов, напротив, всем своим видом подтверждал собственные слова о том, что прекрасно чувствует себя в этом ничтожнейшем из миров, а поскольку к тому же был явно окружен заботливым уходом, то являл собой блестящее свидетельство хозяйственных добродетелей супруги.
– Мы с тобой давно не видались, – продолжал он начатый разговор, – я здесь пришит, благодаря своей практике. Правду сказать, мне чертовски повезло. После нескольких случаев удачного излечения пациенты потекли ко мне рекой – я едва справляюсь, и уже не остается времени, чтобы поехать куда-нибудь для своего удовольствия… А ты – член правительства, и без таких важных особ трудно обойтись в министерстве. Скажи-ка, Георг, когда тебя сделают министром?
– Да, надо полагать, еще не скоро, – засмеялся Георг. – Пока я – только чиновник при министерстве.
– А также правая рука министра и душа всего управления. О, мы ведь тут прекрасно знаем, что и как делается у вас в столице; знаем, что ты имеешь все шансы на пост губернатора. Кстати, как обстоит дело с губернаторским постом в Р.? Теперешнему превосходительству, кажется, тяжеленько приходится?
