Виктория Холт - Шестая жена
Принцесса смотрела, как колокольчики, росшие под деревьями, склоняли свои головки от дуновения легкого ветерка, и она представила себе, что это английский народ склоняется перед ее величием, напоминая ей о ее королевском происхождении. Она вдыхала запах майских цветов, любовалась молодыми листочками и цветами на деревьях, чувствовала тепло солнечных лучей на своем лице — в воздухе веяло весной, и принцессе хотелось быть легкомысленной и беспечной.
Она не могла удержаться, чтобы не пококетничать с Томасом, приглашая его пофлиртовать с ней, — а это было ее самым любимым развлечением, — позволив ему подарить ей две игрушки, которые она любила больше всего: лесть и восхищение. Эти игрушки показали ей, что, не имея еще власти королевы, она обладает той неуловимой властью привлекательной женщины, которая покоряет мужчин.
— Разве такой человек, как вы, может говорить о глубоких чувствах? — спросила принцесса.
Томас попытался схватить ее за руку.
— Милорд адмирал, — произнесла она. — Мне кажется, вы забываетесь. Вы считаете, что если здесь нет моих слуг, то вам все позволено?
— Да, я позабыл обо всем, — ответил он. — Кроме того, что мы... здесь одни.
— И это говорит человек, который недавно женился! — сказала Елизавета, подняв на него свои глаза, насмешливые и зовущие. — Человек, ставший несколько недель назад мужем моей мачехи. А может быть, даже раньше? Мне думается, вы могли стать ее мужем еще до брачной церемонии!
— Ну ты и язва! — произнес Томас, смеясь.
— Да как вы смеете, милорд!
— Я много чего позволяю себе с вами, миледи, и мне думается, что вы сами на это напрашиваетесь.
— Я хочу остаться одна. Разрешаю вам удалиться.
— Ваши глаза приглашают меня остаться, принцесса. — Да кто вам позволил так обращаться со мной? Если я гуляю здесь одна и меня некому защитить, то вы считаете, что можете вытворять все, что угодно?
Адмирал рассмеялся. Она не меньше своего отца обожала притворяться. Ей нравилось играть роль недотроги, которой домогается распутник.
— У вас такое милое личико, — сказал Томас. — И к тому же я испытываю слабость к рыжим волосам.
Он взял прядь ее волос и, наклонив голову, поцеловал.
Но принцесса оттолкнула его и напустила на себя надменный вид — пусть не думает, что она позабыла о том, как сильно он ее унизил.
— Что бы сказала королева, моя мачеха и ваша жена, если бы узнала, что вы предложили мне выйти за вас замуж раньше, чем истекла неделя со дня смерти короля?
— Значит, вы ей ничего не рассказали?
— Вы, должно быть, очень уверены в своей неотразимости, милорд, если думаете, что после того, как я сообщила бы ей о вашем предложении, она не изменила бы своего отношения к вам и согласилась бы стать вашей женой.
— Да, я уверен, — ответил Томас и, быстро наклонившись, поцеловал ее в губы.
Принцесса отпрянула, но румянец, заливший ее щеки, выдал ее радость.
— Да, — продолжал насмешливо Томас, — я уверен, что неотразим не только для королевы... но и для других тоже.
— А если я расскажу об этом Совету? — угрожающе спросила Елизавета.
— Расскажите.
— И вы поплатитесь за свою смелость.
— А вы разве нет? Они ведь скажут: «И как это так получилось, что леди Елизавета оказалась в таком месте наедине с лордом адмиралом, своим отчимом?»
— А почему бы ей не погулять одной... если ее слуги ушли?
— Конечно, почему бы ей не погулять... тем более что она сама их отпустила?
— Вы слишком много себе позволяете.
— Я хотел бы позволить больше.
Неожиданно принцесса сменила тон — ей надоела словесная пикировка. Когда она снова заговорила, в ее голосе послышалась неприкрытая обида.
— Вы просили моей руки и тут же бросились к моей мачехе, чтобы добиться того же.
— Но вы ведь отказали мне, — напомнил он.
— Я не могла выйти замуж без согласия Совета.
— Королева тоже не могла, но ведь она вышла.
— А еще говорили, что женитесь по любви, милорд адмирал!
— А я и хотел жениться по любви.
— На мне или на моей мачехе?
— И на вас, и на ней.
— Вы решили, что я — более ценный приз. Уж не потому ли я удостоилась чести получить предложение первой?
— Зачем вы спрашиваете? Ведь по вашим же глазам видно, что вы считаете себя самым ценным призом на свете. Вы уважаете меня за мой ум, поэтому должны знать, что я не мог не увидеть этого.
— А вы — смелый человек, адмирал.
— А вы — смелая женщина. Наверное, поэтому мы и нравимся друг другу, вам не кажется? — Будьте осторожны, мой храбрый адмирал.
— Я-то буду, моя храбрая принцесса. Но и вы будьте осторожны. Вам надо быть гораздо более осторожной, чем мне.
Елизавета сделала шаг назад.
— Прошу вас оставить этот тон — не забывайте, кто я.
Томас иронически улыбнулся:
— Миледи, можете быть уверены, что я следую вашим же желаниям, какими бы они ни были.
Принцесса покинула его; она шла по лужайкам ко дворцу, и щеки ее пылали, а душа пела от радости.
Она была довольна этим разговором, ибо он помог ей избавиться от докучливых мыслей о браке с человеком, который стоял гораздо ниже ее по положению, и в то же время показал, что ухаживания красивого мужчины продолжатся и в будущем.
Катарина Парр сердилась на своего зятя и его жену.
Анна, герцогиня Соммерсетская, наотрез отказалась носить ее шлейф. Она говорила о своей невестке в оскорбительном тоне, утверждая, что демонстрировать почтение жене младшего брата — совершенно неслыханная вещь для жены протектора Англии.
Леди Херберт отправилась в дом Сеймуров, чтобы увидеть королеву, ибо отношение к ней надменной герцогини слегка ее встревожило.
Катарина тепло обняла сестру. Анна Херберт внимательно посмотрела на нее и с трудом смогла поверить, что эта сияющая от счастья женщина всего несколько месяцев назад чуть было не умерла от страха.
— Нет нужды спрашивать, как ты живешь, — сказала леди Херберт. — Ответ написан у тебя на лице.
— Я живу прекрасно, сестра. А ты? И как милорд Херберт?
— У нас все хорошо, Кейт. Как я рада видеть тебя счастливой.
— О, Анна, я никогда не думала, что буду так счастлива. Мне кажется, что все мои страдания были не напрасны, ибо, не познай я безысходного горя, я никогда бы не смогла оценить всей полноты своего нынешнего счастья.
— Ты его заслужила по праву. А как дела у милорда, твоего мужа?
— У него все хорошо, и он так же счастлив, как и я.
— Храни Бог ваше счастье, — с жаром произнесла Анна Херберт, ибо она, в отличие от Катарины, не очень-то верила в добродетель Томаса Сеймура. Слишком много она слышала историй о его любовных похождениях, честолюбивых замыслах и планах относительно женитьбы на принцессе Елизавете, и у нее не было причин считать эти рассказы выдумкой. Она ломала себе голову — надо ли ей рассказать об этом сестре, но, вспомнив то безграничное отчаяние, свидетелем которого ей пришлось стать, она поняла, что никогда не сможет разрушить безоблачное счастье, которым теперь наслаждалась Катарина.
