Лаура Кинсейл - Госпожа моего сердца
— Да, — ответила она. — Очень.
Она почувствовала, что он крепче прижал ее.
— Тогда скажи, что мне следует делать, чтобы тебе было приятнее.
— Мне все очень приятно, — ответила она неуверенно. Он напрягся.
— Может статься, я не очень нежен или безыскусен, и не умею сделать то, что тебе нравится.
Весь ее опыт общения с мужчинами состоял в том, чтобы отвергать их ухаживания и домогательства. В отношении удовольствий, она знала только кое-что о поцелуях. Кроме этого, она знала только то, что лежала несколько раз под мужем и один раз под ним. Больше ничего она не знала и не умела, так что теперь ее охватил страх — он ждет чего-то большего от нее. По крайней мере, ожидает, что она кое в чем умеет разбираться.
Она слегка повела плечами и игриво произнесла:
— Ты должен сам узнать, что я люблю.
Он посмотрел на нее сверху. Затем поднял руку и провел пальцем по ее губам. В ее зеленых глазах застыл огонек веселья.
— Тогда я устрою испытания и пробы для тебя, леди. Я изучил ряд трактатов, посвященных вожделению.
Она пробормотала:
— Я думала, что ты ведешь жизнь воздержания и целомудрия, рыцарь-монах.
— Да, вел до сих пор. — Он закрыл глаза. — Но я совсем не воздержан в своих мыслях, да простит меня Бог за это. — Он ближе придвинулся к ней. — Мой духовник часто задавал вопросы, чтобы я мог полнее искупить свои грехи. Поэтому, — он поцеловал ее, и от его губ в нее словно ударила молния желания, — я многое узнал.
Глава 17
Меланта глубоко вздохнула.
— И какие же познания в этом деле ты приобрел, мой ученый муж?
Ей показалось, что он смутился.
— Моя госпожа, это все пустое. Лучше ты расскажи мне о том, как следует мне доставлять тебе удовольствие. Совсем не изощрен я в любовных утехах.
Она провела рукой по мягкому бархату на его груди.
— Я лучше послушаю, чему обучился из книг ты. Для моего удовольствия.
Она сделала легкое движение рукой, расстегнув верхнюю пуговицу его камзола. Он грустно усмехнулся.
— Я знаю, что ты лучше изучила это искусство, чем я.
Она отошла на один шаг. Сейчас в этом полуосвещенном месте он совсем не производил впечатления невинности и целомудрия. Скорее, наоборот, перед нею стоял смелый и решительный мужчина, не более склонный к воздержанию, чем здоровый конь. Он был красив и полон сил и энергии — дышащий страстью мужчина для полнокровной жизни.
— Я всего лишь дитя в этом деле, — легко сказала она. — Ты должен быть моим учителем и господином.
Он продолжал стоять, молча разглядывая ее. Его золотистый ремень блестел на свету. Она подняла бровь.
— Или ты смел и решителен только на войне, а в покоях наедине с дамой труслив и застенчив, мой отважный рыцарь?
Меланта не ожидала, что ее слова окажут на него такое сильное воздействие и что на них последует такой быстрый ответ. Наверное, это от того, что ему уже говорили и раньше подобные вещи. Как бы там ни было, а не успев закончить свою обидную речь, Меланта обнаружила его рядом с собой. Лицо его было хмурое.
— Что ты считаешь?
— Трубы.
— Трубы? — она почти кричала.
Он открыл глаза и осмотрел ее с ног до головы.
— Трубы, двери… Все, что можно считать. — Он сглотнул. — Теперь прошло, мне лучше.
Он снова посмотрел на нее и снова быстро отвел глаза в сторону. Она потянулась к своей измятой рубашке.
— О Боже! Я лучше оденусь, чтобы не расстраивать тебя так.
У него на губах вдруг заиграла улыбка.
— Видеть ваше тело — для меня просто невыносимо… Это такой соблазн. И удовольствие.
Его рука легла на ее руку.
— Нет, госпожа, не надо. Прошу. Это такое счастье.
Меланта смотрела на него некоторое время, затем поняла, что он это сказал не ради любезности.
— Это правда?
Он перекрестился. Она продолжила подозрительно:
— Так ты не считаешь мое тело неприятным? Он лег рядом с ней, положил руку ей на грудь и застонал. Затем провел ею по ее животу. Его глаза закрылись. Он перенес руку на ее бедро и стал гладить там, затем медленно его ладонь скользнула между ее ног, его пальцы легли на самое интимное место.
— Моя госпожа, ты как чудесное вино! — Он улыбнулся и слегка надавил рукою.
Вот оно! То жуткое чувство наслаждения, которое она испытала тогда и которого жаждала сейчас. Тело Меланты вдруг стало жить отдельно от нее, расслабляясь и выгибаясь ему навстречу.
— Ах, — выдохнула она и, стараясь совладать с дрожью в голосе, произнесла: — Вкусное как вино или дурманящее как вино? — Она старалась шутить, чтобы скрыть охватившее ее блаженство.
— И то и другое, — тихо проговорил он. Она бросила лукавый взгляд.
— Это речи, достойные щеголя при дворе. Большой палец его руки стал опускаться вниз, ища ее. Меланта вздрогнула и попыталась сжать ноги.
— Леди, сейчас ты при моем дворе, и здесь я хозяин и господин. — Он мягко, но настойчиво преодолел ее сопротивление, разведя ей ноги. Затем стал гладить внутренние поверхности ног, все выше, выше. Теперь он стал касаться ее там, заставляя каждый раз вздрагивать при этом.
Она почувствовала, что ее тело, и грудь в особенности, охватила сладкая истома. Она несколько раз пыталась что-то сказать и, наконец, сумела произнести: «Хватит».
— Нет, ты же просила меня научить тебя греховному наслаждению. Это второй грех — порочное прикосновение, моя госпожа.
Его палец двигался дальше, ритмично надавливая и отстраняясь от нее. Она судорожно проглотила слюну.
— В это я могу поверить — это явно греховно, — изменившимся голосом произнесла она.
Он немного изменил свою позу.
— А вот это первый… — не прекращая движения своего пальца, он склонился над ее ртом, — …греховный поцелуй. — Он коснулся языком ее губ, а затем вошел им в ее рот. В этот момент Меланта почувствовала, что там, внизу, его палец стал тоже медленно и осторожно, но совсем неотвратимо двигаться в ее тело, внутрь ее. Она застонала и вдруг поняла, что легкая тяжесть его подбородка, трущего ее лицо, тоже опаляет ее огнем чувств. Это было уже слишком, всему сразу нельзя было противостоять. Ее ноги скользнули вдоль ковра, она напряглась, словно желая еще больше вытянуть их, чем это было возможно.
Он вдруг отстранился, и, воспользовавшись этим, Меланта стала часто дышать, с мелькнувшей надеждой взять себя в руки, но он лишь перенес свои ласки на новое место ее тела. Его губы коснулись груди, а палец полностью вошел в нее, до самых тайных глубин.
Теперь уже воздуха не хватало. Ее грудь бешено колебалась, она стонала, а он ласкал языком взлетающие и опадающие соски. Ее тело изгибалось и стремилось к нему, к его губам, языку, пальцам — самым нахальным и порочным в мире, таким неузнаваемым сейчас.