Жаклин Монсиньи - Флорис. Флорис, любовь моя
— Запрещаю вам прикасаться к этой женщине. Она находится под моей защитой.
Однорукий Роньона едва не подавился от хохота.
— Слышали, шельмы? Его милость нам запрещает! Его милость берет девку под свою защиту!
Роньона принялся отвешивать Флорису иронические поклоны, а подручные его ржали, разинув отвратительные, большей частью беззубые пасти. Одновременно они теснее сжимали круг, чтобы никто из людей Большого Тома не ускользнул. А тот шепнул Англичанину С Желтым Рылом:
— Попались мы, как крысы. Их слишком много.
Англичанин философски покачал головой:
— Когда-нибудь все равно подохнем, Большой Тома, от судьбы не уйдешь.
— Только перед этим шкуру кое-кому попортим, — ласково добавила Зузу-Негритянка.
Флорис дрожал от бешенства, видя, как насмехаются над ним подручные Роньона. В жилах юноши вскипела кровь Романовых. Повернувшись к Прекрасной Розе, он выхватил у нее кинжал, отдав взамен свою шпагу, и презрительно бросил:
— Ты стоишь только ножа, Однорукий дьявол!
И он, вскочив на могилу дьякона, где сотрясались в конвульсиях безумные женщины, бросился на Роньона. Это послужило сигналом к схватке. Бандиты Сен-Медара кинулись на людей с Нового моста, а те защищались с энергией отчаяния. Черкешенка, прислонившись к одному из могильных камней, ловко вспорола своим кривым турецким кинжалом брюхо мерзкому нищему, покрытому паршей. Зузу-Негритянка орудовала железной цепью наподобие лассо и придушила нескольких врагов. Большой Тома бился, как средневековый рыцарь, боевым топором, под ударами которого головы лопались, будто орехи. Мондор, Толстый Гийом и Англичанин сражались на дубинах, однако было очевидно, что продержаться долго они не смогут, ибо их задавят числом. Трясучки, возбужденные схваткой, сначала принялись браниться, а затем, в свою очередь, схватились между собой, вцепляясь в волосы и яростно царапаясь. Флорис и Однорукий кружили на месте, зорко присматриваясь друг к другу и стараясь нащупать слабое место противника. Флорис ясно видел ужасную мощь Однорукого. Это был великан шести футов роста, силой, не уступающий Геркулесу. Сквозь расстегнутый ворот рубахи виднелась грудь, мохнатая, как у медведя, и широкая как, у быка. Флорис унаследовал высокий рост от Петра, однако атлетическое сложение его скрадывалось юношеской стройностью. Кроме того, Однорукий считал, что Флорис на ножах биться не умеет. Он не мог знать, что Федор с Ли Каном обучили юношу владеть всеми видами оружия, какие только существовали в мире. Обмотав правую руку плащом, Флорис стал атаковать левой, что не давало Роньона возможности использовать в полную силу свой ужасный крючок. Все же ему удалось задеть плечо Флориса, и кровь хлынула из-под разорванного камзола. Прекрасная Роза вскрикнула от испуга, однако ей пришлось забыть о ране Флориса, поскольку на нее бросилось двое подручных Роньона. Одного она проткнула шпагой, но второй схватил бы ее, если бы в дело не вмешался странный заступник — им оказался брат Ги. Бросив своих кающихся, он принялся лупить разбойников щипцами по голове, крича во всю глотку:
— Да свершится воля Господня! Да свершится воля Господня!
А Брат-Полено уже вопил своим трясучкам:
— Сестры мои, защитим рыцарей Христовых!
К великому изумлению Большого Тома и людей с Нового моста, на помощь им пришли растрепанные полубезумные женщины с обнаженной грудью, в разорванных юбках. Трясучки кусали и царапали разбойников из Сен-Медара с криком:
— Умрем во славу Христа!
Благодаря нежданной подмоге, люди с Нового моста смогли перевести дух. Однако бандиты вскоре обратили в бегство толпу истеричек, которых продолжал понукать взгромоздившийся на крест Брат-Полено:
— Умрите, сестры мои, умрите!
Тем временем Флорис привел в неистовство своего противника ложными выпадами и подсечками, но ему никак не удавалось нанести удар, тогда как Однорукий ухитрился ранить его в бедро. Боли Флорис не чувствовал, ибо сердце его переполняла ненависть.
— Э, э! — насмешливо скалился Однорукий, удивленный выносливостью Флориса. — Никак не ухватишь этого гаденыша!
Флорис улыбнулся. Ли Кан всегда учил его использовать ошибки разгоряченного противника. А Однорукий начинал заметно нервничать. Он подпустил Флориса слишком близко к себе, и юноша удвоил осторожность, подстерегая удобный момент. К несчастью, время шло, и люди с Нового моста уже выдыхались под напором превосходящих сил. Им нужна подмога, но сначала Флорис должен разделаться с Роньона. Казалось, Большому Тома и его друзьям, а значит, и Флорису, суждено погибнуть: у юноши не оставалось на сей счет никаких сомнений — даже если бы он убил Однорукого, с ним расправились бы оставшиеся бандиты. И тут раздался голос, хорошо знакомый Флорису, — тот самый голос, что звучал всегда, если Флорису грозила опасность:
— Держись, Флорис, мы здесь!
Юноша вздохнул с облегчением и крикнул не оборачиваясь, словно все время ждал этой подмоги:
— Адриан, защити людей с Нового моста.
Однорукий Роньона завопил в бешенстве:
— Я прикончу и тебя, змееныш, и твоих дружков.
Флорис снова улыбнулся, чем окончательно вывел Однорукого из себя. Ли Кан внимательно следил за своим учеником.
— Осторожнее, Майский Цветок, слишком близко не подпускай.
— Если хочешь, барин, мы его сами прихлопнем, — крикнул Федор, взмахнув саблей.
— Нет! — прохрипел Флорис. — Оставьте его мне, он мой.
Ли Кан и Федор с улыбкой переглянулись — ученик ничем не уступал своим учителям.
— Что это еще за болтовня? — завопил Однорукий. — Ну, змееныш, я тебя сейчас к земле пришпилю!
Грегуар, притащившийся вслед за Федором и Ли Каном, воздел руки к небу и простонал:
— Господи, опять начинается! А как спокойно мы жили в Мортфонтене! — И добавил громко: — Господин шевалье, умоляю вас быть осторожнее.
Флорис расхохотался. Внезапно в присутствии своих друзей он почувствовал себя непобедимым. А Грегуар просто бесподобен: даже в аду он не отступился бы от правил хорошего тона! Федор, сощурив свой единственный глаз, пробормотал:
— Мы не нужны барчуку, его защищает царь.
Ли Кан кивнул, сделал знак обоим спутникам, и все трое устремились за Адрианом, который пробивался к Большому Тома с его людьми. Федор был на седьмом небе от счастья, поскольку давно уже томился бездействием. Теперь он без устали взмахивал своей ужасной саблей, обращая в бегство бандитов, содрогавшихся при одном взгляде на этого ужасного казака. Ли Кан с приятной улыбкой пригвождал своих противников к могильным плитам — в каждой руке он держал по кинжалу. Грегуар палил из пистолета, большей частью не попадая в цель, но эти выстрелы наводили на врагов страх. После возвращения из России Грегуар не слишком преуспел во владении оружием, однако он настолько доверял своим друзьям и молодым господам, что повсюду бесстрашно следовал за ними, хотя жизнь, полная риска и приключений, — не для него. Адриан, со своей стороны, искусно действовал шпагой, нанося ощутимый урон бандитам, чья агрессивность явно уменьшилась. Некоторые уже предпочли раствориться во мраке, другие начали отступать. Это заметно приободрило Большого Тома и людей с Нового моста.
