Саманта Гарвер - Тайный шепот
Харриет с озадаченным видом кивнула и аккуратно развязала бант.
Харриет открыла коробку, и в глазах ее сверкнуло понимание. Она вынула из коробки часы. Золото от времени потемнело, изящный орнамент стерся от частого использования.
– Ты не должен был мне это дарить. Это принадлежало твоему лучшему другу.
Он сказал:
– И сейчас принадлежит.
Харриет подняла на него глаза.
– Посмотри на это.
Бенедикт усилием воли заставил себя не обращать внимания на отчаянное желание обнять ее и большим пальцем открыл крышку часов.
– Можешь прочесть?
Харриет наморщила лоб, повернув часы к падавшему из окна свету.
– «Моему возлюбленному Уоррену, – произнес Бенедикт. – Твоя навсегда, Аннабель».
У Харриет была необыкновенно красивая улыбка, ярче, чем струившийся в комнату и падавший ей на лицо солнечный свет.
– Я была права.
– Ты была права. Что бы ни случилось в доме столько лет назад, я не верю, что Рочестер убил свою жену. Будь он таким жестоким, я сомневаюсь, чтобы она решилась тайком ходить в деревню и заказывать для него подарок.
– Да, – кивнула Харриет.
– Но как ты это узнала?
Харриет искоса посмотрела на него, и Бенедикт набрал побольше воздуха в грудь.
– Я думал об этом все то долгое время после нашего расставания. Как ты узнала, что в доме не произошло никакого убийства, и – что гораздо важнее – как ты сумела освободиться от веревок, которыми связал нас Куинн? Мы едва могли шевельнуться и, уж конечно, не справились бы с веревками. Объяснить это можно только одним – там происходило что-то странное.
– Бенедикт, ты совсем не обязан…
– Знаю, но я верю тебе, Харриет. – Он улыбнулся. – А с другой стороны, любящий поверит, что небо зеленое, а трава синяя, если этого потребует объект его желаний.
Харриет взяла его лицо в ладони, глядя с такой любовью, что Бенедикт проклял все то время, что прошло без нее, и прильнула к его губам. Его пальцы глубоко зарылись в ее густые волосы, губы приоткрылись, и того времени, что они прожили врозь, просто не существовало.
Когда он отодвинулся, губы Харриет были красными и влажными, а глаза сверкали.
– Я так тосковала по тебе, Бенедикт! Так сильно, что решила – уже не важно, что ты считаешь меня ненормальной, лишь бы мы были вместе.
– О! – Бенедикт попытался выдержать серьезный тон, но у него ничего не получилось. – В глубине души я по-прежнему думаю, что ты сумасшедшая.
Харриет скорчила гримасу:
– И кто ты тогда, если любишь такую, как я?
Он посерьезнел.
– Я один из самых счастливых людей на земле.
Казалось, что Харриет сейчас заплачет, но тут из соседней комнаты раздался восторженный и совсем неподобающий женщине вопль.
Эпилог
Они почти доехали до Рочестер-Холла, когда Бенедикт небрежно потянулся за номером «Пост», лежавшим на противоположном сиденье. Он открыл газету более шумно, чем требовалось, и кашлянул.
– «Долгожданный роман печально знаменитого писателя Рэндала С. Шупа поступил в продажу вчера утром. Толпы, ринувшиеся в книжные лавки, чтобы купить книгу, были больше, чем когда-либо раньше. Можно только догадываться, в чем причина; скорее всего в том, что писателя под его истинным именем – Оскар Рэндольф – недавно осудили и заключили в тюрьму за вымогательство и убийство».
Харриет дремала, положив голову на плечо Бенедикту и наслаждаясь теплыми солнечными лучами, проникавшими через окно кареты и ласкавшими ее щеки. Она открыла глаза и всмотрелась в пролетавший мимо пейзаж – застывшие деревья и толстый снежный покров.
– Бенедикт, я знаю про новую книгу, и мне совершенно неинтересно. Ни к чему…
– «Поклонникам, похоже, все равно, откуда лишенный свободы писатель черпал идеи для продолжения своих трудов, – читал дальше Бенедикт, словно Харриет его не перебивала. – Читатели последнего романа утверждают, что это его лучшая книга. Многие думают, все дело в том, что частный детектив Виктор Ченнинг встретил достойного соперника в лице умной и веселой героини. Мэри Элис Г. Рот приятно отличается от страдающих девиц, обычно украшающих страницы романов Шупа. Она независима, ловка и носит одежду, которая никогда не сидит на ней как следует. Писатель не рискнул зайти слишком далеко, изменив обычной концовке романа, но Мэри Элис наверняка пленит сердца читателей так же, как пленила сердце Ченнинга».
Бенедикт опустил газету и вскинул бровь, глядя на уютно прижавшуюся к нему Харриет.
Карета замедлила ход. Утрамбованный снег сменился камнем – они приближались к особняку.
– Значит, он не дурачился, когда интересовался моим мнением, – сказала Харриет.
– Не дурачился. – Бенедикт наклонил голову. – Даже я заметил, как из твоего имени получилась Мэри Элис Г. Рот.
Харриет ухмыльнулась.
Карета остановилась. Бенедикт наклонился, чтобы подтянуть повыше шерстяной шарф Харриет, и только после этого открыл дверцу.
– Может быть, – сказал он, помогая ей выйти из кареты, – раз уж ты позволила ему использовать себя в качестве музы, сэр Рэндольф будет столь любезен и порекомендует тебя своему издателю, когда ты закончишь книгу.
Щеки Харриет покраснели, несмотря на ледяной воздух.
– Право же, Бенедикт, я написала всего несколько страниц. Может, ее и публиковать-то будет стыдно.
– Мне действительно понравились те несколько страниц, что я прочитал.
Харриет предпочла проигнорировать его усмешку – он коварно намекал на предыдущую ночь, когда они оказались в ее чересчур узкой постели. Обессилевшая обнаженная Харриет умостилась сверху на Бенедикте, пока он читал, запалив свечу.
Дверь в особняк распахнулась, хотя они еще не дошли до нее. Дортеа и Латимер уехали на время светского сезона, но Миллисент любезно помогла им раздеться и вручила фонарь.
Они дошли до обгоревшего провала, бывшего когда-то лестницей. Харриет, сжимавшая в руке подаренные Бенедиктом часы, посмотрела на него:
– Ты уверен, что не возражаешь?
Он легонько сжал ее ладонь.
– Они твои, Харриет, и ты можешь делать с ними все, что хочешь. Но все-таки мне кажется, что следует пойти с тобой.
Она покачала головой:
– Я должна быть одна. – Он нахмурился, и она чмокнула его в губы. – Не волнуйся, я недолго.
– Не задерживайся, – ответил Бенедикт, – а то я спущусь за тобой.
Харриет сунула часы в рукав, Бенедикт взял ее за руки и опустил в темноту. Ее ноги коснулись каменного пола, и она потянулась за фонарем, все еще различая наверху лицо Бенедикта.
– Будь осторожна, – сказал он.
Внизу было холоднее, чем во всем доме. Харриет быстро шла по коридору, считая двери, и вскоре добралась до кабинета, в котором часто бывали леди Аннабель и ее муж. Поставив фонарь на запыленный ковер, Харриет осмотрела покрытую тенями комнату и вытащила часы из рукава.
