Джейн Фэйзер - Жемчужина гарема
Нет, это уж слишком. Что за диктаторский тон! Она ведь тоже жертва, и не ее вина, что Акбар-хан ведет с ними свои мрачные игры. Волна гнева смыла всю тревогу в душе Аннабель, и она отдалась своему порыву с каким-то садистским сладострастием.
– Это мои браслеты! – свирепо заявила Аннабель. – Ты не имеешь права диктовать, что мне трогать и во что верить! – И, сделав жест, который Колин счел вопиюще вызывающим, схватила другой браслет и надела его. – И уж если я, Кристофер Рэлстон, решу носить эти браслеты, то так оно и будет.
На какой-то ужасный миг мужчинам показалось, что Аннабель вот-вот защелкнет застежку. Кит с воплем рванулся к ней. Взвизгнув, Аннабель помчалась к двери. Взбешенный Кит следовал за ней по пятам. Дверь в спальню захлопнулась.
Да, неплохо иметь такую отдушину, особенно когда тебя терзают отчаяние и страх, с завистью подумал Колин, выходя в прихожую. Даже гнев, если он замешан на любви, помогает отвлечься от суровой действительности.
– Господи, сэр, – сказал Харли, высунув голову из кухни, – неужто мисс опять расстроила капитана?
– Да какая разница кто кого? – устало отозвался Колин. – Они друг друга стоят.
Харли кивнул с мудрым видом:
– Это уж точно, сэр.
– Я ухожу, – сказал Колин, сдергивая со столика свой плащ, – скажи эти влюбленным голубкам… или боевым петухам – не знаю, в каком они состоянии, – что мне нужно отдохнуть.
А в спальне происходило следующее: Аннабель пританцовывала на кровати, пытаясь увернуться от Кита. А тот рвался к ней, словно страстный возлюбленный. Аннабель решила, что не стоит больше дразнить его браслетом. И ссора переросла в игру – правда, довольно грубую, но нужно ведь иногда выпустить пар. Особенно теперь, когда они находились на грани отчаяния и напряжение достигло апогея.
Кит вдруг ухватил ее за колено и повалил на кровать. У Аннабель растрепались волосы, раскраснелось лицо, а глаза сверкали, как звезды, – то ли от игры, то ли от еще не утихшего гнева, то ли от страсти. А может быть, от всего вместе взятого?
– Ах ты, проклятый зеленоглазый василиск! – Кит придавил ее тяжестью своего тела, больно вцепился в запястье, сорвал подарок Акбар-хана и швырнул его через всю комнату. – Как ты могла играть такими вещами? – Он схватил ее за горло и надавил большими пальцами на подбородок. – Временами у меня голова кругом идет. То хочется тебя отшлепать, то обладать тобою…
Задыхаясь, Аннабель подняла на него глаза, но в них не было и тени тревоги, несмотря на столь пылкое его заявление. Кит чувствовал, как бешено забился пульс на ее горле, но причиной тому был вовсе не страх.
– И что же именно ты хочешь сделать сейчас?
– Не знаю, – простонал Кит. – Все вокруг рушится как карточный домик, а ты затеваешь отвратительные и наглые игры. К тому же повод для них вовсе не веселый.
– Может, именно поэтому и стоит играть. Ситуация слишком опасна, чтобы относиться к ней серьезно.
– Допустим, это было одной из причин. Но ведь тебе чертовски хотелось и поиздеваться надо мной. Признайся, что я прав, ужасное создание!
– Ты сам меня спровоцировал, – уступая, сказала Аннабель. – И я тоже с удовольствием ударила бы тебя… или отдалась бы тебе.
Кит рассмеялся – сначала натянуто, а потом искренне, поддавшись соблазнительному желанию обратить все в шутку.
– Мы идеальная пара, – заявил он. – Верно говорят: браки заключаются на небесах. Давай скрепим мир поцелуем?
– С огромным удовольствием. Но только если ты на этом не остановишься…
Им надолго запомнился этот вечер, полный бурных эмоций. Они любили друг друга как безумные. Пламя страсти в последний раз дало им возможность забыть о близкой катастрофе.
Начались снегопады, а переговоры все продолжались. Майор Поттингер, который теперь возглавлял дипломатическую службу, очень отличался от своего предшественника. Он был скорее солдат, чем политик, но и ему пришлось уступать штабистам. А стало быть – безоговорочно принимать условия, предложенные Акбар-ханом и его союзниками, как бы унизительны они ни были. Поттингер показывал письма, где говорилось, что из Пешавара и Джалалабада уже идут подкрепления. Требовал отбить крепость Бала-Хисар или если и начать отступление по горным дорогам, то в полной боевой готовности, оставив в военном городке всю поклажу и тех, кто не может передвигаться. Майор считал, что это лучше, чем сдаться на милость победителя, уронив честь и не имея при этом никаких гарантий безопасности. Но на совете было решено, что подобные прожекты – утопия. И Поттингеру волей-неволей пришлось выполнять свою жалкую миссию – договариваться об эвакуации всех обитателей военных городков.
Он был вынужден согласиться выплатить огромные суммы вождям за то, чтобы те выполнили условия договора: только в этом случае афганцы обещали поставлять припасы. Поттингер согласился также отдать врагу всю тяжелую артиллерию. Потом афганцы потребовали заложников – четырех офицеров с их женами и детьми. Был выпущен циркуляр, обращенный к жителям военного городка: добровольцам причиталось значительное вознаграждение. Но охотников не нашлось, и Поттингер стал умолять сирдаров избавить женщин от участи заложниц. Больных и раненых отослали в город, оставив там на попечении двух хирургов. К Новому году в военный городок привезли ратифицированный договор.
Британскому гарнизону, расквартированному в Кабуле, надлежало эвакуироваться в течение суток после того, как будут доставлены вьючные животные, и идти в Джалалабад под эскортом нескольких сирдаров.
Аннабель стояла на земляном валу. Капюшон ее накидки покрывал снег. Впрочем, метели не были помехой для кабульцев и фанатиков-гази, которые выкрикивали оскорбления, швыряли камни и всячески глумились над неподвижными, вооруженными одними ружьями часовыми. Правда, рядом стояли заряженные пушки, но стрелять из них запрещалось. Аннабель видела, что солдаты, лишенные права взять реванш, готовы взорваться от глубочайшего негодования. И она прокляла удочеривший ее народ на его же языке, да так яростно, что и сама удивилась.
Аннабель знала, что все обещания вождей не стоят и ломаного гроша. Знали это и другие, но чувство безнадежности и беспомощности затягивало их, словно вязкое болото. Им казалось, что ничего лучшего все равно не придумаешь. Мохун Лал, сохранявший преданность своим британским хозяевам, предупреждал: если англичане не возьмут в заложники сыновей сирдаров, то никто не гарантирует безопасности во время отступления. Но как можно предъявлять такое требование, добровольно сдавшись врагу – и физически, и морально? От былой мощи англичан не осталось и следа.
