Зоэ Арчер - Чужак
Она затянулась и отчаянно закашлялась. Вот тебе и попытка быть элегантной и утонченной…
Он похлопал ее по спине и осторожно отобрал сигарету.
– К такому привыкать не стоит.
– Почему же ты куришь?
– Я давно хотел бросить, но не было веской причины.
– Может, если женщина попросит тебя бросить…
Он щелчком сбил столбик пепла.
– Тогда может быть…
Но этой женщиной будет не она, не Элис. И оба это знали.
Несколько минут они молчали, и она, не выдержав, тихо спросила:
– Это всегда так бывает? После того как выполнишь задание?..
Он, казалось, сразу понял, о чем речь.
– Нет, обычно испытываешь удовлетворение.
– Я знала, что так и будет, но все же… – Элис умолкла и поплотнее закуталась в шаль. Слова не шли с языка. Ни одно не казалось правильным. Казалось, говорить ей мешала какая-то странная холодная пустота.
Мир куда сложнее, чем она предполагала. И она сама куда сложнее, чем предполагала. Это всегда было в ней, только таилось в глубине души. Саймон пробудил в ней эту часть ее самой, и теперь она мучилась.
Он посмотрел на светящийся кончик сигареты, прежде чем отбросить ее и раздавить каблуком.
После чего сунул руки в карманы и сказал:
– Я тоже.
В горле саднило, словно она долго кричала. И она не смотрела на него: не могла.
– Не хочу, чтобы ты уезжал, – прохрипела она.
Они по-прежнему не смотрели друг на друга. Разглядывали деревню, словно это было самое увлекательное в мире зрелище. Словно она не видела эту деревню множество раз. Словно не могла бы описать ее с закрытыми глазами.
Тихий стон вырвался из его груди.
– Я не хочу уезжать. Но должен.
– Знаю.
И снова воцарилось молчание.
– Когда? – спросила она наконец.
– Сегодня ночью. Харриетт передала, что у нас много дел, а Марко чем-то уже занят. Дезмонд и Райза уже возвращаются, но они одни не справятся.
– Это никогда не прекращается?
Он кивнул, не глядя на нее.
– Никогда, ни на минуту.
– Какой он уродливый, этот мир, – вздохнула она.
– Но он бывает и прекрасным. – Тут Саймон взглянул на нее, и она почувствовала тепло его взгляда. Она нежилась в этом тепле, как нежатся в лучах солнца перед наступлением зимы. – Поедем со мной, Элис.
Она жаждала этих слов, но все же…
– Ты ведь знаешь, что я не могу. Особенно сейчас.
Он оттолкнулся от ограды и стал перед ней. От него исходили решимость и целеустремленность. Взяв ее за руки, он сказал.
– Мы сможем их навещать. Есть поезда, почта, телеграф.
– И еще – Сара и ребенок…
– Здесь полно женщин, которые больше всего на свете любят друг другу помогать. Она не останется одна.
Элис отвела глаза.
– Но, Саймон…
И снова молчание. Он выпустил ее руки.
– Ты боишься.
– Вовсе нет! – заявила она.
– И все же ты изобретаешь предлоги…
Элис вскочила на ноги.
– Не говори так! Тревин – мой дом, где мне и место. Кто я такая? Всего лишь дробильщица, девушка из корнуоллской деревеньки. Отними это у меня – и я ничто.
– Ты ЭЛИС. Не важно, где ты и что делаешь. Ничего не изменится.
Ей очень хотелось верить ему. Но, черт побери, страх тоже присутствовал. Ледяной страх…
– Проклятье, Элис… – прошептал он, взяв ее лицо в ладони. Руки его были теплыми и нежными. – Элис, я люблю тебя.
Что-то словно пронзило ее. Возможно – осознание чуда.
– А я тоже тебя люблю, Саймон, – прошептала она.
Они целовались, жадно и исступленно, и она наслаждалась вкусом его губ, его страстью. Она могла бы простоять так всю ночь. Всю неделю. Всю жизнь. Но это фантазии, а перед ней – реальный мир, где фантазии не выживают.
Он прервал поцелуй и произнес:
– Аддисон-Шоу.
Элис взглянула на него с недоумением, и он пояснил:
– Это моя фамилия. Я Саймон Огастес Керквуд Аддисон-Шоу. – Его истинное имя. Он настолько ей доверяет. Теперь она может его найти, если захочет.
– Это ничего не меняет, – сказала она со вздохом.
– Элис, я…
– Если ты должен уехать, сделай это сегодня. Как можно скорее. Сейчас.
Чем дольше он оставался, тем больше она думала о том, чему не суждено сбыться, о том, чего жаждала, но не сможет получить. И долго она не сможет это выносить – и завоет как дикий зверь.
Он отступил на шаг. Его прекрасное лицо окаменело. От него исходили волны гнева. Но он ничего не сказал.
Она протянула ему руку.
– По крайней мере давай… давай простимся как друзья.
Он холодно взглянул на ее руку. Потом – в лицо.
– Нет!
Повернулся и пошел к деревне, оставив ее такой же одинокой, какой она была месяц назад. Нет, куда более одинокой, потому что какое-то время они были вместе, принадлежали друг другу. И сейчас она поняла, что потеряла.
У него было совсем немного вещей, и уже почти все Саймон сложил в свой рюкзак. Сидя на топчане, он заталкивал в рюкзак остальные – вместе со снимком «семьи» и письмами от «сестры». Он вернется в Лондон к своей настоящей семье, хотя редко виделся с родными. И он не скучал по ним. Не тосковал. Они относились к нему точно так же. Рукопожатия, вежливые расспросы – и на этом все отношения заканчивались. Проходили месяцы, прежде чем все повторялось в чьей-то гостиной или в бальном зале.
Он проводил гораздо больше времени в конторе «Немисис», в убогих комнатках над лавкой аптекаря в Кларкенуэлле. И возможно, он сразу же отправится туда с вокзала. По крайней мере там он будет не одинок. Там всегда кто-то был – Лазарус, Харриетт, Марко. И они заговорят о последней операции. А потом об очередных планах – ведь всегда что-нибудь найдется. Кроме того, там будут люди, которыми он окружит себя.
Конечно, ему не придется мучиться в одиночку. Но он сейчас совершенно не понимал, как способен дышать, двигаться и думать с вырванным из груди сердцем.
Но он дышал, двигался и думал. Даже сложил свою одежду и убрал фальшивые снимки и письма. И все это время он прислушивался к скрипу половиц – надеялся услышать легкие шаги женщины. Но, увы, услышал только топот Эдгара.
Тот уселся рядом и сказал:
– Значит, все?
– Да, но мы с Генри поговорили. Он знает о шахтах куда больше, чем я, и мы составили хороший план новой системы управления. Я дал ему адрес, куда посылать письма. И объяснил, с какого телеграфа направлять важные телеграммы. – Саймон застегнул рюкзак. – Сначала будет нелегко, но «Уилл-Просперити» имеет все, чтобы процветать.
– А ты не останешься?
– И с самого начала не собирался.
– Я думал, что-то изменится, потому что, знаешь ли… – Эдгар многозначительно вскинул брови и глянул в окно.
Острая боль пронзила грудь Саймона.
– Лондон – мой дом. «Немисис» – моя работа. А она… – Он не мог заставить себя произнести ее имя – Не хочет уезжать. Тупик.
