Зия Самади - Избранное. Том 1
— Нет, Кашгар и Хотан пас интересуют не меньше, чем вас. Оружие получите в Маралбаши. Просил бы отправить сегодня же вечером сотню надежных кавалеристов навстречу каравану.
Га-сылин облегченно вздохнул, в голове зароились новые воинственные планы. Сато поднял руку.
— Не думайте, — сказал он, — что это поистине золотое оружие мы дадим вам просто так. Теперь мы будем контролировать все ваши действия. Кстати сказать, мы не считаем правильным отправлять к Сабиту Бэйда одного.
— Почему?
— Не будьте ребенком. — От ехидной улыбки Сато Га-сылину стало не по себе, он даже отвернулся. — Вреда не будет, если вы приставите к Бэйда преданного вам человека. Пусть они следят друг за другом.
— Ладно. — Га-сылин с ненавистью взглянул на коротконогого Сато.
Глава восьмая
Сабит-дамолла сидел в своем кабинете, служившем ему одновременно и жильем, просматривал журнал «Яш Туркстан», издававшийся в Берлине.
Среднего роста, невзрачный — круглое, как лепешка, лицо со слегка раздутыми щеками, будто ущемленный нос, негустая бородка, — он по виду ничем не отличался от обыкновенных людей. Накидка из грубой ткани, какие носят учащиеся из прихода, на голове намотана небольшая чалма. Даже став главным назиром, дамолла не изменил своей заурядной одежде.
В начале двадцатого века Сабит был известен как религиозный ученый не в одном только Восточном Туркестане. Его знали на всем арабском Востоке, он посещал известные медресе и соборные мечети, где постигал символ веры и философию ислама, написал несколько духовных сочинений, среди них — книгу «Ширин калам», в которой разобрал жизненный путь и священные войны благословенного Мухаммеда и даже осмелился указать на некоторые недостатки пророка. Не в пример многим своим современникам из высшего уйгурского духовенства, он не был фанатиком, выступал против голых суеверий, стараясь совместить религию с научным знанием, приспособить религиозные догмы к веяниям времени. Его деятельность была пронизана стремлением создать в Восточном Туркестане независимое правительство и объединить всех мусульман под знаменем ислама. Хотанское исламское правительство в июле 1933 года и Восточнотуркестанская исламская республика в ноябре того же года в Кашгаре возникли под его непосредственным влиянием. Однако в этой республике, сформировавшей в «единый строй» людей различных мировоззрений, разных политических убеждений, религиозных толков, приверженцев и Англии, и Японии, и Китая, необычайно обострились внутренние противоречия, подогреваемые стоявшими на страже собственных интересов «внешними покровителями».
Сабит-дамолла предложил Ходжаниязу пост президента, чтобы, опираясь на популярность Гази-ходжи среди народа, развернуть под его знаменем борьбу с главным врагом — Шэн Шицаем, а после победоносного завершения ее покончить с внутренними противоречиями. Ма Чжунина, поскольку тот был мусульманином, Сабит врагом не считал, даже намеревался привлечь на свою сторону и использовать его военные дарования.
В последнем номере журнала, который он сейчас просматривал, бросилась в глаза статья Мустафы Чокаева, бывшего вождя ферганских басмачей. Он с большим интересом прочел ее и повторил некоторые фразы вслух:
— «Восточный Туркестан стал независимым. Теперь очередь за Западным Туркестаном! Да, конечно, как только укрепим восточнотуркестанское государство, останется недолго ждать учреждения исламской республики и в Западном Туркестане — да будет на то воля аллаха!»
Маниакальная уверенность Чокаева окрылила Сабита, укрепила надежды на будущее. Обнаружив живительный источник поддержки, дамолла снова уткнулся в журнал и прочел с восторгом, полустишиями:
— «…От Алтая до Хотана власть перешла в руки тюрок — в Восточном Туркестане создано национальное правительство, объявлена республика…» — Слово «республика» Сабит подчеркнул. — Хм… О, если бы сбылись слова твои, Чокай! — Он подумал немного. — Весь север до Алтая в руках врага, но, даст бог, станет нашим…
Рассматривая слово «Алтай», Сабит предался мечтаниям. Главный назир вообразил будущее Восточного Туркестана, построенное по его политическим представлениям, установление дипломатических отношений с зарубежными государствами. Он как будто продумал и знал все… Ему неизвестны были лишь намерения предоставившей помощь старой Англии. Сабиту и во сне не могло присниться, что Англия намеревалась впоследствии посадить на «исламский трон» принявшего мусульманство прожженного пройдоху шпиона Шилдрейка и создать подчиненное себе правительство. Не знал он и того, что еще с двадцатых годов рыщут по Кашгарии и Кульджинскому у краю японские шпионы вроде Сато, Нагаи и им подобных, ставшие сейчас «советниками» Ма Чжунина, что японцы хотят провозгласить в Восточном Туркестане государство по типу Маньчжоу-го и посадить на трон живущего на содержании в Токио турецкого принца Абдулмеджида. Сабиту-дамолле было неизвестно, что Англия и Япония борются между собой за влияние в Восточном Туркестане, стремятся превратить его в плацдарм для подготовки удара по Советскому Союзу. Он связал себя с Англией, доверился ей — и все тут! Он хоть и знал, что Советский Союз протянул руку помощи народам Турции, Афганистана и другим, поддержал их стремление к независимости, но, очевидно под влиянием своих хозяев, не верил Советскому Союзу.
— Встав на ноги, хорошо бы найти общий язык со всеми, — пробормотал он, обдумывая внешнюю политику. — Турецкие братья не в состоянии помочь нам, пусть они будут идейной опорой. В наше время турецкий поводок опять-таки в английских руках…
— Прошу прощения, господин главный назир, — прервал размышления Сабита Гаип-хаджи, замерший у порога в своей обычной подобострастной позе. — Если отнимаю ваше драгоценное время, то уйду.
— Нет, пожалуйста, садитесь, — сделал приглашающий жест Сабит.
Выразив благодарность, Гаип неуклюже сел, бросил взгляд на раскрытый журнал.
— Мустафа Чокай! — вскрикнул он и вытаращил глаза. — Это же наша духовная основа! Он пропагандирует нашу деятельность перед мировым общественным мнением.
— Мне кажется, нужно написать письмо, выразить признательность…
— Чокай — молодец! — по-турецки произнес Гаип-хаджи. — Наши самоотверженные усилия, эфенди, уже высоко оценили в японской «Йени япон эхвалити» («Положение новой Японии») и в турецкой «Йени Туркстан» — «Новый Туркестан». Зато наша собственная газета «Восточный Туркестан» в смысле пропаганды работает из рук вон плохо.
