Жюли Галан - Неукротимая герцогиня
Угли потрескивали, рождая волну тепла. Боль прошла, и Жанна задремала прямо в кресле. Ей очень не хотелось ложиться в пустую кровать. Так и представилось, что появляется Марин, берет ее на руки, относит на постель, и ночь отступает.
Глава VIII
Жаккетта, держа под плащом завернутый в чистую тряпочку молитвенник Болдуина, нерешительно топталась у входа в палаты инквизиции. Добровольно идти туда страсть как не хотелось. Помаявшись с полчаса, она наконец собралась с духом и толкнула дверь. – Ты куда? – спросил ее скучающий караульный.
– Мне к господину Дюбуа. – робко сказала Жаккетта.
– За углом первая дверь по эту сторону, – махнул рукой солдат и потерял к посетительнице всякий интерес.
Стараясь не топать, Жаккетта дошла до указанной двери и заглянула внутрь. Лысый монах в такой же, как у Болдуина, сутане сидел за столом и листал какую-то папку.
– Что тебе надо, дочь моя? – удивился он.
– Мне господину Дюбуа книгу передать… – жалобно протянула Жаккетта.
– Оставь здесь, он заберет, – указал на стол доминиканец.
– Не могу, мне самому ему передать надо, госпожа приказала! – еще жалобней сказала Жаккетта, по-прежнему не входя в комнату.
– Ну что же, воля твоя! – усмехнулся монах. – Он в подвале. Пойдешь прямо и упрешься в ступеньки. Спустишься по ним. Внизу скажешь караульным, они тебя пропустят.
Ступеньки были совсем истерты и кое-где выщерблены. На стенах и сводах выступала плесень, медленно, но неотвратимо съедавшая кирпич.
Лестница уперлась в крохотную привратницкую. В ней при свете чадящего факела резались в кости два караульщика.
– Смотри! – пихнул один другого локтем, указывая на спускающуюся Жаккетту. – Первый раз вижу, чтобы баба сюда сама шла. Обычно волокут.
– Эй, красотка, ты что здесь потеряла?! – подхватил второй, противный на вид молодец, весь заросший черными жесткими волосами.
– Я должна передать господину Дюбуа ихний миссал! – заявила Жаккетта.
– Чего?! – Солдаты явно не знали такого слова.
– Ну, требник его! – сердито объяснила Жаккетта.
– Не положено! – опять начал трясти стаканчик с костями волосатый.
– Мне ваш лысый монах разрешил! – возмутилась Жаккетта. – Я ему пожалуюсь!
– А-а, ну так бы и сказала… Не прекращая трясти кости, караульный ногой пихнул полукруглую дверь.
– Иди.
Жаккетта нырнула в низенький проем и очутилась в большом, но не высоком подвале. Пузатые колонны поддерживали нависавший свод и, казалось, проседали под его тяжестью.
Это был пыточный подвал, и сейчас он использовался по своему прямому назначению. Трое обнаженных по пояс молодчиков суетились около лежащей поперек скамьи женщины. Голова ее почти касалась пола, изо рта и носа лилась вода.
– Сейчас очухается, и повторим! – сказал один. – Крепкая, стерва, почитай полночи и все утро с ней возимся, а ей все нипочем! Только-только говорить начала.
Очень довольный Болдуин примостился за столом и быстро гонял перо по листу, записывая показания, вырванные только что под пыткой.
Стараясь не глядеть по сторонам, Жаккетта выпростала книгу из-под плаща, освободила ее от тряпки и скованно подошла к столу.
– Это вы вчера забыли! – сунула она миссал под нос монашку.
– А-а, спасибо! Мой поклон госпоже Жанне, сдвинул книгу на край стола Болдуин и сказал палачу: – Жак, давай-ка ее сейчас на колесе прокрутим. К воде она уже притерпелась. Что сама созналась, это очень хорошо. Пусть теперь соучастников называет! – В его голосе чувствовалась радость человека, выполняющего любимую и нужную работу.
Женщина глухо закашлялась. Жаккетта машинально повернулась – и ее пятки примерзли к полу.
В подвале пытали колдунью Мефрэ.
Ватными ногами Жаккетта сделала один крохотный шажок к двери, другой… Ей казалось, что у нее на лодыжках чугунные гири. Сердце металось в груди, колотя по ребрам. Наверное через столетие она достигла выхода, Очутившись за дверью, Жаккетта на секунду прислонилась к сырой стене, чувствуя, как мелкой дрожью трясутся коленки. Караульщики по – прежнему резались в кости.
И тут из подвала раздался дикий, истошный женский крик. От рвущего сердце ужаса Жаккетта закрыла ладонями уши и кинулась по неровным ступенькам наверх, подальше от этой преисподней.
Позади хохотали довольные развлечением караульные.
На улице силы покинули Жаккетту, и, привалившись к стене, она расширенными глазами глядела, как дрожат руки, которые она отняла от ушей и держала перед собой, не зная, что с ними делать. Немного отдышавшись, Жаккетта неверными шажками пошла домой, не видя ни солнечного утра, ни оживленной улицы, а чувствуя только черный ужас, крадущийся за ней по пятам.
«Сейчас ей дробят кости и она называет сообщников. – тихо шевелила губами Жаккетта, то развязывая, то опять завязывая тесемки плаща. – Сообщников. Госпожу Жанну и, меня. И того лысого, наверное, что мы за Большого Пьера тогда приняли.»
Жанна нежилась в постели, слушая легкомысленный щебет снующей по комнате Аньес. Вставать ей совсем не хотелось, и она приказала подать завтрак в постель. Мысли были такими же солнечными, как утро, и такими же легкомысленными, как щебет Аньес.
«Сегодня маскарад, это так здорово! Говорят, скоро прибудет войско от Максимилиана, и война наконец-то завершится. Тогда будет настоящая свадьба герцогини Анны и австрийского императора. Обязательно нужно новое платье! А сколько новых кавалеров появится! Скука, до чего надоела эта скучная жизнь! Скорее бы перемены, интриги приключения!»
В комнату деревянно вошла Жаккетта, даже не сняв плаща Жанна с изумлением смотрела, как камеристка с отрешенным выражением лица присаживается на краешек постели, прямо на вышитое покрывало.
– Ты что, рехнулась? – спросила Жанна, не веря своим глазам.
Жаккетта охотно кивнула и, подперев рукой щеку и покачиваясь из стороны в сторону, задумчиво сообщила:
– Сегодня ночью арестовали колдунью Мефрэ. Сейчас ее пытают насчет сообщников.
Светлое утро померкло.
– Ну, вот и все, прощай маскарад! Зато перемен и приключений выше крыши! – сквозь зубы сказала, как сплюнула, Жанна.
– Да не сиди ты с выпученными глазами, как лягушка! – накинулась она на Жаккетту. – Иди на кухню, поешь – и будь уж так добра, приди в себя! Тоже мне мировая скорбь нашлась! Или нет – сиди. Аньес! Принеси ей что-нибудь, да хоть мой завтрак! Мне что-то есть расхотелось!
Испуганная Аньес убежала.
Жанна выскочила из постели и, как была голой, кинулась к туалетному столику. Прихватив оттуда две шкатулки и бросив загадочную фразу:
– Семейные хроники – великая вещь! – она вернулась обратно.
