Дебра Дайер - Хранитель сокровищ
Эш бросил на него леденящий душу взгляд.
– Не было, – коротко ответил он.
– Пейтон возвратился, наконец, домой, и теперь, я уверен, память к нему вернется, – вмешался в разговор Хейворд и ободряюще улыбнулся внуку.
Лицо Эша оставалось непроницаемым. Он буравил Бертрама тяжелым взглядом. О Боже, Элизабет это не нравилось! Затаив дыхание, ни на секунду не отводя от него глаз, она молила только об одном: чтобы Эш сохранял спокойствие. Приобрести открытого врага в лице Бертрама ей вовсе не хотелось.
Промокнув губы салфеткой, Бертрам снова заговорил:
– Мне кажется, это очень удобно – лишиться памяти.
– Мне это никогда не казалось удобным, – ответил Эш.
– Неужели? – сделал удивленное лицо Бертрам и посмотрел на собеседника долгим и пристальным взглядом. – И тем не менее, ты здесь, в этом дворце, хотя и не имеешь ни малейшего представления ни о своем имени, ни о доме, ни о семье. Все-таки, когда произошла эта трагедия, тебе было пять лет. К счастью, никто не может спросить теперь Пейтона, что было с ним до того рокового путешествия.
Леона накрыла ладонью руку внука, как бы желая его защитить и успокоить.
– Не важно, помнит или не помнит что-то Пейтон. Это не имеет никакого значения, Клэйборн. Теперь он дома. И это самое главное.
– Значит, ты совсем ничего не помнишь? – удивленно спросил Дуайт. – И даже тот день, когда я столкнул тебя в реку, и ты едва не утонул?
Эш с вызовом посмотрел на кузена. Вопрос не был для него неожиданным.
– Не помню, – спокойно ответил он.
– Кажется, меня в тот день рядом с тобой не было, – ухмыльнулся Дуайт.
Элизабет была благодарна Дуайту, что он сменил тему разговора на сболее спокойную.
– А о каких случаях мы еще не знаем? – спросила она.
Красивое лицо Дуайта стало задумчивым.
– Не помню, – отозвался, наконец, он. – Моя жизнь была ужасно скучной и однообразной. Монахи, кажется, жили веселее, чем я.
С такимим словами не согласились бы многие женщины. С улыбкой, посмотрев на неисправимого повесу, Элизабет подумала: почему у такого серьезного и мрачного Бертрама Тревелиана такой живой и любвеобильный сын?
– Странно, не правда ли? – снова заговорил Бертрам, не оставляя недобрых намерений. – Большинство людей в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из своего детства. Тем более, ты был в пятилетнем возрасте.
Элизабет плотно стиснула зубы, чтобы не взвыть от отчаяния.
Эш спокойно выдержал взгляд своего врага и даже сделал вид, что удивился:
– Неужели?
– Ну да, конечно. – Помешивая чай, Бертрам отложил ложку на блюдце. – Я, к примеру, помню многое из своего детства, особенно, когда мне было пять лет.
Хейворд настороженно посмотрел на племянника.
– Но не все люди подвергаются таким душевным травмам в нежном возрасте, – заметил он.
– Верно, – согласился гость и отпил глоток чаю. Только теперь Элизабет смогла вздохнуть спокойней.
– Но уж свое-то имя, по крайней мере, человек должен помнить, – снова нашел зацепку Бертрам. – Не понимаю, неужели можно полностью потерять память?
Упорство и настойчивость Бертрама не имели границ. Элизабет очень хотелось посмотреть, как этот самодовольный зануда, будет болтаться в воздухе, схваченный Эшем за воротник рубашки. И все-таки она просила Бога помочь мужу, дать ему силы и не сорваться на грубость.
– Если хотите, можете находить это странным, – сказал Эш ровным и спокойным голосом, – но я в самом деле, ничего не помню.
– Не может такого быть! – удивленно вскинул брови Бертрам.
– Вы хотите сказать, что я лгу? – спросил Эш вежливым тоном.
В комнате воцарилось молчание. Присутствующие за столом замерли, опасаясь, как бы любое, даже невинное движение не заставило Эша взорваться. Затаив дыхание, Элизабет смотрела на мужа с мольбой в глазах: держись и дальше!
Бертрам холодно улыбнулся и с явным презрением в голосе сказал:
– Я просто говорю, что это трудно понять.
– А мне кажется, понять Пейтона совсем не трудно, – вмешалась в разговор Элизабет, не обращая внимания на злой взгляд Бертрама. – Ребенок стал свидетелем смерти родителей. Потом его взяли на воспитание индейцы и дали ему новое имя, приучили к своей культуре. Да и образ жизни тех людей совсем иной. Они просто стерли из его памяти следы прошлого. Было бы гораздо удивительнее, если бы при этих обстоятельствах Пейтон не потерял память.
– Да, думаю, ты абсолютно права, моя дорогая, – сказала Леона и метнула на Бертрама негодующий взгляд. – Клэйборн, я уверена, любой интеллигентный человек поймет, почему мой внук ничего не помнит о своем прошлом.
Бертрам нервно заерзал на стуле, испытывая неловкость от осуждающего взгляда герцогини. Он принялся вновь размешивать чай, покинув поле боя из-за большей численности противника. Однако Элизабет знала, что так просто Клэйборн не сдастся.
– Более неприятного человека я еще никогда не встречала, – сказала Леона, когда гости покинули гостиную.
– Да уж, – пробормотал Хейворд. – Должен тем не менее, сказать – наш внук сумел поставить его на место.
Только теперь Эш смог разжать кулаки. Никогда в жизни ему так сильно не хотелось ударить человека, как сейчас племянника Марлоу. И все же он не позволил этому мерзкому типу вывести себя из равновесия. А именно этого и ожидал Бертрам, стремясь вызвать вспышку ярости у дикаря-самозванца. У Эша страшно чесались руки от желания хорошенько проучить его, но отплатить Бертраму его же монетой было бы тоже неплохо.
Эш посмотрел на жену. Когда взгляды их встретились, она улыбнулась ободряюще и тепло. Она приветствовала его успех.
– Он просто хотел тебя спровоцировать, мой мальчик. Я нисколько в этом не сомневаюсь, – сказал Хейворд, вставая из-за стола. Дойдя до белого мраморного камина, он развернулся. – Мне кажется, Бертраму очень хотелось, чтобы ты показал себя не с лучшей стороны. Возможно, даже скомпрометировал себя. Ему это было бы на руку.
– Но зачем ему это надо? – удивился Эш. – Почему этот тип не хочет возвращения Пейтона к жизни? Что он от этого теряет?
– Четсвик, – ответил Хейворд, обводя взглядом комнату. – Он – следующий наследник в случае, если с тобой что-нибудь произойдет.
– Наверное, я не стал бы винить его за это, – подумав немного, сказал Эш. – Только представьте себе: совершенно неожиданно появляется какой-то незнакомец и заявляет о своих правах на то, что принадлежит не ему.
– Но ведь ты никакой не незнакомец! – воскликнула Леона, и устало уронила руки на колени. – Даже если ты упорно не желаешь признавать нас своими родственниками.
Эшу было больно видеть осуждение в глазах герцогини. Она не понимала и не хотела понять, почему он не может остаться в родовом гнезде.