Сандра Хилл - Опороченная (Карнавал соблазнов)
Закрыв дверь за Бертой и стражем, она равнодушно услышала, как ключ повернулся в замке. На нее нахлынула черная тоска.
«Предательство! Снова! И когда я только научусь уму-разуму? Сначала он набрасывает на меня сети своих развратных чар. Потом отпихивает в сторону, как вчерашнюю кашу. И как мне перенести эту боль? И, что самое важное, как мне сбежать отсюда?»
Она знала, что уже полдень, поскольку одна из драгоценных 24-часовых свечей, которые Эйрик зажег накануне вечером, все еще расточительно горела.
Она рыдала.
Она ругала себя за то, что оказалась такой дурой.
Она приходила в отчаяние оттого, что больше не надеялась излечить свое разбитое сердце.
Она начинала любить Эйрика.
«Чурбан!»
Она начинала ненавидеть Эйрика.
«Чурбан!»
Она плакала из-за таких противоречивых чувств. Дергала себя за волосы, только бы отогнать мысли о том, какую замечательную жизнь представляла себе еще совсем недавно. Мимолетный образ счастья порадовал ее на один миг и исчез.
Потом Идит рассердилась.
Она обзывала Эйрика всеми гадкими именами, какие только могла придумать, а потом слушала, как Абдул повторяет каждое ее слово с возмутительной точностью.
Она швырнула об стену доску с остатками еды. Затем, обнаружив, что швырнуть больше нечего, разодрала матрас и разбросала солому по всей комнате.
Через несколько часов, успокоившись, она стала прежней Идит. Холодной. Рассудительной. Немножко поумневшей. И готовой убить.
Когда вечерние тени заплясали в стрельчатых окнах, она рухнула на остатки постели с охапкой соломы. И начала обдумывать свое положение.
«Вот опять я польстилась на нежные слова обманщика. Это просто означает, что я слабей, чем думала. Но теперь, зная о своей слабости, я должна укрепить свою оборону. Как мне это сделать? Хмммм. Мне придется уйти — по крайней мере на время — от Эйрика и его соблазнительных речей… языка… губ… и рук… и… о Господи!
Может, мне вернуться в Соколиное Гнездо? Это будет вполне безопасно, если я возьму с собой достаточно воинов. Затем, когда стану сильней, когда мои кости не будут размягчаться от одного его взгляда, а сердце выскакивать из груди от мимолетного прикосновения, тогда я смогу поговорить с Эйриком о новых условиях нашего брака, который пока что еще нельзя назвать настоящим. Первое: мне надо сбежать из тюрьмы, устроенной мне Эйриком. Но, Святая Мария, как же мне сбежать от собственного разбитого сердца и его боли?»
С новой решимостью она подобрала одну из тяжелых боковых опор, которые оторвала от кровати Эйрика, пока бушевала, и направилась к двери.
— Брайен… Брайен, ты там? — ласково окликнула она.
— Да, госпожа, — нехотя отозвался страж. — Ты подняла письмо, которое я подсунул тебе под дверь? Ты устроила такой шум, что я не уверен, расслышала ли ты мои слова.
— Письмо? Какое письмо? — Идит опустила глаза и увидела на полу кусок пергамента, наполовину закрытый тростниковой подстилкой. Распечатав его, она прочитала письмо, присланное ей Эйриком из Йорка.
«Идит.
Я задерживаюсь. Надеюсь вернуться завтра к вечеру. Я привезу с собой прелестную девочку. Не сомневаюсь, что она тебя очарует так же, как и меня. Я объясню тебе все, Идит, и мы обсудим и все другие вопросы, которые остались нерешенными. Верь мне, дорогая.
Твой супруг. Эйрик».
Идит прислонилась спиной к двери, закрыв глаза от жестокой боли, сжимавшей ее сердце. «Прелестную девочку! Очарует!» Этот ублюдок даже не скрывает своей измены. Ей не хватало воздуха, она задыхалась, смяв в руке письмо, и слезы снова полились из ее глаз.
Верить ему? Как это возможно? Ему хотелось предаваться разврату с любовницей, а в то же самое время знать, что в Равешнире его ждет покорная жена. И даже хуже того, он собирается привезти свою подружку в Равеншир.
И как он смеет называть ее «дорогая», обманув так? Она вытерла глаза тыльной стороной ладони и подумала, затаив дыхание, о том, какие любовные уловки он использовал с Азой.
Исполнившись решимости, Идит крикнула через закрытую дверь:
— Брайен, пришли сюда Берту с метлой и тряпками. Надо слегка прибраться в спальне.
Он что-то пробормотал, но потом затопал прочь.
— Идет беда, — пропищал Абдул, и Идит злобно стрельнула в него взглядом. Попугай поднял свой надменный клюв, не обращая внимания на гневное предупреждение. — Идет большая беда.
Идит с угрозой прищурила глаза. Она что-нибудь сделает с грубой, слишком прозорливой птицей. Но не теперь.
Топнув от нетерпения ногой, Идит стала прохаживаться по спальне в ожидании Берты. Очень скоро ключ повернулся в замке. Берта открыла дверь и ввалилась своим широким корпусом, таща с собой принадлежности для уборки. Дверь с громким стуком захлопнулась за ней.
Рот у Берты открылся от изумления, а глаза стали большими, как у коровы, когда она повернулась и увидела обнаженное тело Идит, прикрытое прозрачной тканью.
— Ох, Господи! Подожди, вот все остальные внизу услышат, что хозяин сделал с тобой! Подлый дьявол! Не только запер свою высокородную леди в спальне для своих удовольствий, но и одел ее, как рабыню из гарема. — Она разразилась громовым хохотом. — Конечно, — еле выговорила она, — если бы твои груди тряслись посильнее, а тело было не таким худым, он, возможно, и остался бы дома с тобой, не поехал бы к любовнице. Могу поклясться, что у той-то груди трясутся, как сладкий заварной крем. — И Берта, взяв метлу, с ухмылкой нагнулась.
И тогда Идит без сожаления вытащила из-за спины доску и ударила болтливую бабу по голове. Удар был достаточно мягким и не причинил ей особого вреда, но все же настолько сильным, что толстуха скользнула на пол в мертвом обмороке.
Посапывая от напряжения, Идит сумела оттащить огромную тушу Берты в угол, где быстро сняла с нее линялое платье. Сняв с себя позорную пчелиную сетку, она разорвала ее на полосы, связала повариху по рукам и ногам и заткнула ей рот. Затем торопливо натянула ее платье на себя, не желая, чтобы слуги увидели ее голой.
Затем она заманила в комнату и Брайена, попросив его помочь Берте передвинуть комод. И его ждала та же участь, что и Берту.
— Большая, большая беда, — заявил Абдул.
Идит повернулась к надоедливой птице:
— А что ты скажешь про кошек, мой пернатый друг? Кажется, я видела огромного крысолова в конюшне, он очень любит вкусные крылышки и крошечные языки.
Абдул, вероятно, знал, когда заткнуть свой клюв.
Удовлетворенная пока что своими усилиями, Идит потерла руки, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
На следующий вечер Эйрик и его усталый оруженосец въезжали во двор Равеншира. Эмма спала крепким сном, прильнув к нему. И вообще она не отпускала его от себя с тех пор, как увидела в доме Гайды, и хныкала то «папа», то «домой» — два новых слова, которые она произнесла за последние три года. Добрый знак, предположил он.
