Дженнифер Эшли - Игра в обольщение
— Конечно. — Лицо Эйнсли стало серьезным, но глаза по-прежнему светились любовью. — Я счастлива и горда, что ношу ее или его.
Но на лице ее жили тревога и страх. Они не оставляли Эйнсли после смерти первого ребенка. Кэмерон обхватил ее лицо руками.
— Я позабочусь о тебе, — прошептал он, — можешь быть уверена в этом. — Тебе не надо бояться.
— Спасибо, — выдохнула Эйнсли.
— Чертовщина какая-то, Эйнсли, я люблю тебя до боли. Влюбился в тебя в ту самую ночь, когда впервые поймал в своей спальне. Маленький воришка. Я был тогда так пьян, а ты так прекрасна, и я хотел тебя с такой силой, с какой еще никогда в жизни не хотел женщину. Как, черт возьми, я жил без тебя так долго?
— Точно так же, как я жила без тебя. — Эйнсли коснулась его лица. — Давай всегда будем жить вместе, никогда не расставаясь.
— Именно это я и пытался сказать, — выпрямился Кэмерон. — В постель. Немедленно.
— Ты командуешь мной? — удивленно подняла брови Эйнсли.
— Да, марш в постель. — Кэмерон шутливо шлепнул ее по мягкому месту и, осторожно подгоняя, повел к кровати. При этом Эйнсли заливалась счастливым смехом.
Укладывая ее в постель, Кэмерон хриплым голосом, прижав губы к ее уху, произносил те порочные слова, которые Эйнсли любила слушать.
Они любили друг друга долго, задыхаясь и вскрикивая от наслаждения.
— Я люблю тебя, — шептал Кэмерон.
— А я люблю тебя, Кэм, — мягко и нежно звучал голос Эйнсли в ответ.
И Кэмерон верил ей.
Он лег рядом с ней, заботливо прикрыв одеялом их наготу. Он знал, что теперь может уснуть в полной безопасности. А потом так же спокойно проснется, и не будет больше в его жизни темноты и печали.
— Спасибо, — произнес он. — Спасибо, что вернула мне мою жизнь.
— У нас впереди еще долгая жизнь, мой Кэм. — Она дотронулась до его лица, и он почувствовал теплоту ее дыхания, пахнущего корицей. — Много лет жизни.
Он так и думал.
А потом они долго любили друг друга — страстно, нежно, безоглядно.
Эпилог
Аскот
Июнь 1883 года
Стучали копыта, летела грязь, на коричневых, серых и белых лошадях, пригнувшись, скакали жокеи.
Эйнсли кричала и трясла кулаками в воздухе, когда Жасмин в последнем забеге вырвалась вперед и прибежала раньше всех остальных участников заезда.
Ложа Маккензи словно сошла с ума. Дэниел закричал и вскочил на парапет; Бет, Изабелла и Мак аплодировали и что было сил кричали «Браво!».
Благовоспитанная публика в других ложах неодобрительно косилась в их сторону, и Эйнсли надеялась, что где-то там среди них присутствует лорд Пирсон — человек, который не понимает лошадей.
— Выкуси, Пирсон, — добавил к хору голосов свой голос Харт.
— Значит, тебе не нужен его голос? — захохотал Мак.
— Заткнись, Мак, — ответил Харт.
Йен ничего не кричал, он уперся кулаками в парапет прямо перед собой и смотрел, как резвится Жасмин. Бет поцеловала его в щеку, и Йен улыбнулся ей, намного больше интересуясь своей женой, чем лошадями.
И только Кэмерон не сказал ни слова. Он просто смотрел, ничуть не удивляясь: ведь этой лошади он всю весну уделял так много внимания, что иного результата и не могло быть.
— Я только что выиграл кучу денег, — спрыгнул с парапета Дэниел. — Это научит букмекеров работать как надо!
— Они знали о прошлом Жасмин, — пояснила Эйнсли. — Наверное, не верили, что результат можно изменить к лучшему. Ну что ж, тем им хуже.
— Пора идти, — протянул ей руку Кэмерон.
— Прежде чем вы уйдете, я хочу кое-что сказать, — остановил их Харт.
Кэмерон остановился, судя по выражению его лицу, слова Харта не сильно заинтересовали его, но Мак, похоже, уловил в голосе брата что-то особенное.
— Что? — резко спросил он.
— Успокойтесь, ничего страшного, — усмехнулся Харт, — но теперь, поскольку вы все переженились, я тоже думаю обзавестись женой.
Повисла гробовая тишина. Йен поднял взгляд на Харта и посмотрел ему прямо в глаза.
Потом все вдруг заговорили одновременно:
— Ты имеешь в виду Элинор? — перекричала всех Эйнсли.
Харт оторвал взгляд от брата и быстро взглянул в ее сторону:
— Я не сказал, что сделал выбор.
— Сделал-сделал! — крикнул Дэниел. — Просто он не хочет говорить — вдруг она опять откажет ему.
— Кэмерон, — обратился Харт к брату, — дай затрещину своему сыну.
— За что? — пожал плечами Кэмерон. — Дэнни прав. Разберись с этим сам, Харт, моя лошадь ждет. Давай, Дэнни. Это и твоя победа тоже.
Дэниел взял Эйнсли под руку с другой стороны, и она, поддерживаемая с обеих сторон сыном и отцом, покинула ложу.
— Как считаешь, Эйнсли? Шестипенсовик на леди Элинор? За или против? Я говорю, что она даст ему от ворот поворот.
— Нет, Дэнни, мой мальчик, ставлю двадцать на то, что она примет его предложение.
— Идет. Отец?
— Я никогда не ставлю на Маккензи, — пожал плечами Кэмерон. — Слишком рискованно, да и Харт может всех разыграть.
— И все же я думаю, Элинор выиграет, — сказала Эйнсли, — не важно что. А теперь давайте пойдем посмотрим Жасмин.
Дэниел отпустил руку Эйнсли и помчался вперед, перепрыгивая через ступеньки. А Маккензи продолжали шуметь, спорить и делать ставки на суженую Харта. Голос Йена перекрыл все голоса.
— Тридцать на Элинор! — крикнул он. — Она скажет «да».
— Бедный Харт, — засмеялась Эйнсли. — Но тут он сам виноват. Нарочно сообщил нам, когда все мы были возбуждены из-за Жасмин. Он думал, что мы воспримем это как шутку. Но сам-то Харт был совершенно серьезен.
И Эйнсли это знала.
— Мне ужасно хочется предупредить Элинор, — призналась она. — Но нет, они сами должны все решить.
— Как это сделали мы.
Эйнсли посмотрела на своего широкоплечего красавца мужа, в черном пиджаке и килте Маккензи, и неожиданно обняла его.
— Кэм, они все идут в загон?
— Наверно. Пока Дэнни не заграбастал трофей.
— Хорошо. — Эйнсли сделала шаг в сторону и увлекла Кэмерона в тень трибуны.
— Что такое, девочка моя? — спросил Кэмерон, когда они скрылись из виду. — Ты хочешь открыть мне какой-то секрет?
— Скорее задать вопрос. — Эйнсли коснулась верхней пуговицы своей застежки. — Сколько пуговиц вы сможете расстегнуть, милорд, до того, как нам придется присоединиться ко всем, чтобы спасти трофей?
— Маленькая дьяволица! — воскликнул Кэмерон, и глаза его потемнели.
Эйнсли засмеялась, а Кэмерон привлек ее к себе, крепко прижался губами к ее губам, а проворные пальцы стали расстегивать ее платье.