Кэтлин Вудивисс - Лепестки на воде
Шеймас был вынужден признать правоту жены.
— Как хочешь, дорогая, но я не намерен надолго откладывать разговор.
— Знаю, дорогой, — мягко ответила Камилла, потрепав его по руке. — Мы все обсудим завтра утром.
Повернувшись к Ремси, Камилла благодарно улыбнулась ему:
— Если вы согласны принять нас в своем доме, сэр, мы будем более чем признательны вам за доброту и гостеприимство.
Ремси, вспомнив о хороших манерах, взмахнул рукой в учтивом поклоне, несказанно изумив Гейджа.
— Ваша светлость, принимать таких гостей, как вы — великая честь для меня и моей жены.
Шеймас подозрительно повел бровью, заметив, что Ремси адресовал свое приглашение только Камилле.
— Вы согласны принять всех нас?
Ремси ответил с присущей ему прямотой:
— Если вы не станете порочить доброе имя мистера Торнтона в моем доме и в моем присутствии, я буду рад таким гостям, как вы. В противном случае вам придется поискать другое место для ночлега.
Камилла с волнением ждала, что ответит муж. Заботясь о жене, Шеймас нехотя кивнул, соглашаясь на условия, поставленные Ремси.
— Черт бы вас побрал, несносная женщина!
Этот возглас приветствовал Гейджа и Шимейн, едва они переступили порог дома. Молодые супруги беспокойно переглянулись. Им оставалось только гадать, что не поделили Уильям и Мэри-Маргарет Макги.
Гейдж бросился по заднему коридору, надеясь усмирить пыл отца, прежде чем случится непоправимое. Шимейн спешила за ним, понимая, что после такого вопиющего оскорбления ирландка нуждается в сочувствии и утешении.
— Вы с умыслом пожертвовали своим валетом, чтобы выманить у меня короля! — возмущенно продолжал Уильям. — И теперь мне нечем бить вашу даму! Радуйтесь — вы выиграли последнюю партию и сорвали банк!
Гейдж и Шимейн застыли у подножия лестницы и обняли друг друга, слушая доносящийся с верхнего этажа разговор.
— Не хотите ли сыграть еще партию, милорд? — сладким голоском осведомилась Мэри-Маргарет.
— И снова проиграть? — хмыкнул Уильям. — После такого оскорбления у меня не останется ни капли мужской гордости!
— Ума не приложу, с чего вы это взяли, милорд, — любезным тоном отозвалась ирландка. — Вам есть чем гордиться. Никогда не видывала англичанина обаятельнее вас, сэр, за исключением вашего сына, а он вылитый вы. Уверена, малыш Эндрю с возрастом станет точной копией отца и деда!
— Красивый мальчик, верно? — с жаром подхватил Уильям. — Таким был и Гейдж в его возрасте.
Выдержав краткую паузу, хитрая ирландка будто невзначай полюбопытствовала:
— А где же ваша супруга, ваша светлость?
— Элизабет простудилась и умерла, когда Гейджу было двенадцать лет. Ее смерть стала для меня неожиданным ударом. По правде говоря, я рассердился, обнаружив, что не готов относиться к сыну с такой же нежностью, как его мать. Боюсь, я был с ним груб и требователен.
— И вы до сих пор не женаты? — В голосе Мэри-Маргарет мелькнула удивленная нотка.
— Женитьба не входила в мои намерения. Я был слишком занят, стремился строить надежные и большие суда. И кроме того, я разучился ухаживать за женщинами — точно так же, как разучился быть ласковым с сыном. Уверен, все, с кем мне доводилось встречаться, считали меня раздражительным стариком.
— Трудно поверить, ваша светлость, — дружески пробормотала Мэри-Маргарет. — По-моему, вы на редкость обходительный мужчина. Вы чем-то напоминаете мне покойного мужа.
— Вот как, миссис Макги? — с любопытством переспросил Уильям.
— Меня зовут Мэри-Маргарет, милорд, и я почту за честь, если вы будете обращаться ко мне по имени.
— Благодарю, Мэри-Маргарет, но взамен прошу звать меня Уильямом.
— Отважный защитник… — задумчиво произнесла Мэри-Маргарет.
— Прошу прощения?
— Имя Уильям означает «отважный защитник», — пояснила Мэри-Маргарет. — Оно вам подходит. Вы смело встали на защиту сына, не правда ли?
— Я сделал это без колебаний. В сущности, не мог потерять его после такой долгой разлуки и встречи.
— Видимо, вы очень привязаны к сыну.
— Вы правы, но мне всегда было трудно признаться в этом.
— Вам больше незачем беспокоиться, Уильям — вы доказали свою любовь делом.
Внизу, в коридоре, Гейдж прижал палец к губам и переглянулся с Шимейн, а затем, взяв ее за руку, бесшумно провел в спальню. Тихо прикрыв за собой дверь, он тем же мягким шагом вышел в соседнюю комнату проведать спящего сына. При виде ангельского личика ребенка Гейдж не удержался и поцеловал его, а когда выпрямился, увидел, что Шимейн стоит на коленях рядом с кроваткой. Любовно поглаживая малыша по головке, она запела колыбельную тихим и нежным, как дыхание, голосом. Улыбка играла на ее губах, похожих на лепестки роз. Эндрю сладко вздохнул и обнял тряпичного зайца. Гейдж помог Шимейн подняться и вместе с ней удалился в соседнюю спальню, тихо задвинув щеколду на двери.
— Надеюсь, у нас родится мальчик, и у Эндрю появится товарищ, — с улыбкой произнесла Шимейн.
Гейдж обнял ее и привлек к себе. Шимейн положила голову ему на грудь, он уткнулся подбородком в ее душистые волосы и бережно провел ладонью по животу. Он казался плоским, как и прежде.
— Я буду рад и мальчику, и девочке, любимая. Молюсь только об одном — чтобы с тобой ничего не случилось. Мое сердце разорвется от горя, если я потеряю тебя.
Шимейн улыбнулась, прижимаясь к нему:
— Не бойся, любимый. Моя бабушка, мать отца, без труда родила шестерых детей, а она была тонкой как тростинка, но, кстати сказать, весьма властной женщиной.
— Должно быть, твой отец унаследовал ее нрав, — заметил Гейдж с мимолетной усмешкой. — Только представь, что будет, когда Уильям Торнтон и Шеймас О'Хирн встретятся нос к носу! Уверен, каждый из них способен заткнуть за пояс самую злобную мегеру!
— Да, но вспомни, как мы опасались ссоры между твоим отцом и миссис Макги — и, как выяснилось, напрасно!
Вспомнив о подслушанном разговоре, Гейдж усмехнулся, отметив, как изменилось отношение его отца к ирландке.
— Судя по осторожным расспросам Мэри-Маргарет, она опять задумала устроить чей-то брак!
Шимейн улыбнулась и провела ладонью по груди мужа.
— Не удивляйся, любимый, если он окажется браком самой миссис Макги.
Гейдж снял с головы Шимейн кружевной чепчик и принялся расплетать шелковистые пряди.
— Похоже, они уже успели подружиться. Пожалуй, из них получится неплохая пара.
Шимейн тяжело вздохнула:
— Если бы мои родители с таким же пониманием отнеслись к нам с тобой!
— Возможно, со временем так и будет, и они перестанут считать меня чудовищем.
— Мой отец чересчур вспыльчив, так что завтра, ради Бога, не раздражай его! — попросила Шимейн.
Муж успокоил ее поцелуем в лоб.
— Я попытаюсь представить себя на его месте и понять, какие чувства я испытал бы, узнав, что какой-то мерзавец воспользовался неопытностью моей дочери. Вероятно, я пришел бы в ярость, узнав, что моя дочь вышла замуж за человека, которого обвиняют в убийстве жены.
— Будь осторожен с Морисом, — предупредила Шимейн. — Не поддавайся на его выпады, чтобы не сделать глупость!
— Я понял, Морис решил вернуть тебя любой ценой. — Гейдж не винил соперника в подобном желании, ибо понимал, что был бы столь же тверд в своих намерениях, поменяйся он с Морисом местами. — Но я буду настороже, дорогая.
— Возможно, Морис выглядит изнеженным аристократом, но он в совершенстве владеет и шпагой, и пистолетом. До сих пор он только ранил противников, которые вызывали его на дуэли, но, боюсь, с тобой он пожелает расправиться раз и навсегда.
— Несомненно, — подтвердил Гейдж, снимая сюртук. — Убив меня, он избавится от соперника, и…
— Пусть считает, как ему угодно, — прервала Шимейн, — но, убив тебя, он вызовет во мне только ненависть.
Гейдж сбросил жилет, повесил его на стул вместе с сюртуком и избавился от рубашки, прежде чем распустить шнуровку на платье жены.
— Мэри-Маргарет наверняка пробудет наверху еще некоторое время, беседуя с отцом. Грех упускать такую возможность и не выяснить, что из этого выйдет.
— Вы сомневаетесь в успехе этого предприятия, мистер Торнтон? — шутливо осведомилась Шимейн, пока муж снимал с нее платье.
— Ни на минуту, любимая, — со смехом заверил ее муж, кладя платье на крышку сундука.
Повернувшись, он восхищенно воззрился на жену, одетую только в кружевную кофточку. Вскинув обнаженные руки, Шимейн собрала волнистые пряди волос на макушке. Словно опасаясь подходить ближе, она осторожно обошла Гейджа полукругом, приковывая к себе его внимание шаловливой улыбкой и блеском изумрудных глаз.
— Будь я колдуньей, мистер Торнтон, я заточила бы вас в своем замке, чтобы вы дарили мне наслаждение и днем, и ночью. Вскоре вы обессилели бы от моих требований — так, что с трудом доползали бы до ложа, а я призывала бы на помощь колдовские чары, чтобы вновь пробудить в вас страсть!